Принцип вины в уголовном праве учебное пособие. Принцип вины ук рф, принцип вины в конституции

Гонтарь Игорь Яковлевич, кандидат юридических наук, профессор кафедры уголовного права филиала Дальневосточного федерального университета г. Петропавловск-Камчатский.

В статье рассматриваются принцип справедливости и институт вины в уголовном праве, их закрепление, наравне с принципом гуманизма, в уголовном праве как основополагающих принципов, которые провозглашают исходные начала уголовно-правового регулирования. Автором затрагиваются такие моменты, как реализация принципа справедливости в уголовном праве, насколько реально он воплощается в жизни уголовным законодательством. Исследуются теоретические вопросы о понятии справедливости вообще и в уголовном праве в частности. Проводится анализ норм Общей и Особенной частей УК РФ на предмет их соответствия принципу справедливости. В статье анализируется и другой важный институт в уголовном праве - вина. Рассматриваются понятие и содержание вины, ее основные формы, реализация данного института на практике, а также такие спорные моменты, как двойная (или сложная) форма вины, а также кризисное положение института вины в уголовном праве, которое обусловлено накоплением противоречий в правовых нормах и потребностях их развития, практике применения уголовного закона и теоретических работах, посвященных проблеме вины.

Ключевые слова: юриспруденция, принцип справедливости, вина, институт вины, преступление, форма вины, общественная опасность, личность преступника, посягательство, преступное деяние, уголовное право.

Principle of justice and institution of guilt in criminal law

Gontar Igor Yakovlevich - PhD in Law, Professor of the Department of Criminal Law of the Petropavlovsk-Kamchatskiy Filial Office of the Far Eastern State University.

The article concerns the principle of justice and institution of guilt In the criminal law, their enshrinement in criminal law as basic principles (together with the principle of humanism), as provided for in the basic provisions of criminal law regulation. The author discusses such issues as implementation of the principle of justice in the criminal law in reality. The author also studies theoretical issues of justice as such and justice in criminal law. He analyzes norms of General and Special Parts of the Criminal Code of the Russian Federation in regard of their compliance with the principle of justice. The article also analyses guilt, which is an important principle of criminal law. The author analyzes definition and contents of guilt, its main forms, its practical implementation, and debatable issues, such as dual (complicated) forms of guilt, and crisis of the institution of guilt in criminal law, which is due to accumulation of contradictions in legal norms, and to the need for their development, practice of application of criminal law, and theoretical works of legal scholars regarding the topical issues of guilt.

Key words: jurisprudence, principle of justice, guilt, institution of guilt, crime, form of guilt, social danger, personality of a criminal, encroachment, criminal act, criminal law.

Есть основания полагать, что закрепление принципов непосредственно в УК РФ является весьма важным прогрессивным шагом в области уголовного правотворчества. Еще в период советского уголовного права известные ученые С.Г. Келина и В.Н. Кудрявцев обосновывали необходимость принятия законодателем специальной нормы, статьи Уголовного кодекса, закрепляющей тот или иной уголовно-правовой принцип, полагая, что в дальнейшем в своей деятельности законодатель будет руководствоваться им в процессе разработки и принятия уголовно-правовых норм. Как они предполагали, для законодателя особое значение могли бы иметь закрепленные в нормах Уголовного кодекса принципы вины, гуманизма и справедливости <1>. Свершившееся открытое провозглашение исходных начал уголовно-правового регулирования, по справедливому мнению А.И. Бойко, ставит власть под дополнительный присмотр общества, позволяет критикам сверять текущее правотворчество и правоприменение с ранее выставленными для всеобщего обозрения эталонами <2>.

<1> См.: Келина С.Г., Кудрявцев В.Н. Принципы советского уголовного права. М., 1988. С. 32 - 33.
<2> См.: Уголовное право. Общая часть / Под ред. В.Н. Петрашева. М., 1999. С. 43.

Правовой принцип отражает какую-то насущную социальную потребность, которая может быть реализована через деятельность индивидов, регулируемую конкретной отраслью права. Сформулированное в ч. 1 ст. 6 УК РФ требование, что наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т.е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного, говорит, что социальный интерес общества заключается в том, чтобы наказание и иные меры уголовно-правового характера соответствовали общественной опасности личности, совершившей преступление. Понятия "характер и степень общественной опасности преступления", "обстоятельства его совершения", "личность виновного" - это те явления, которые лежат в основании общественной опасности. Хотя доктрина российского уголовного права, которая основана на его классической школе, всячески пытается избежать понятия "общественная опасность личности" в уголовно-правовом лексиконе, тем не менее вынуждена признать это социальное явление как объект уголовно-правового воздействия. Уместно напомнить, что в этой связи выдающийся представитель классической школы уголовного права Н.С. Таганцев еще в XIX в., определяя объект карательного права, писал: "Было бы и теоретически неверно, и практически крайне вредно считать объектом карательной деятельности только преступное деяние как абстрактное понятие, забывая лицо, его учинившее. В самом деле, даже исследуя юридическое понятие преступления как посягательства на норму в ее реальном бытии, как посягательства на правоохраненные интересы жизни, мы рассматриваем это посягательство не как вредоносное событие или явление, а как деяние, как продукт деятельности дееспособного субъекта, проявившего в нем свою вину, с ее разнообразными индивидуальными оттенками, с особенностями вызывающих это деяние мотивов, с проявленными в нем чертами характера деятеля и т.д." <3>. Вполне очевидно, что речь идет о таких определенных особенностях личности самого деятеля, которые в современной науке выражает концепция общественной опасности личности. И вообще, положения классической науки уголовного права, носящие в своем большинстве высокую степень абстрактного выражения, становятся намного понятнее, если мы находим тот социальный феномен, который они стремятся отразить.

<3> Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Часть Общая: В 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 79.

Так, во второй половине прошлого века в теории уголовного права появилось понятие "степень вины", под которым тогда мыслилось конкретное содержание умысла или неосторожности, нашедших свое выражение в совершенном лицом общественно опасном деянии <4>. По истечении времени под степенью вины начали понимать количественную характеристику не юридической, а социальной сущности вины, т.е. характеристику глубины искажения социальных ориентаций субъекта. Она определяется не только формой вины, но и особенностями психической деятельности лица в процессе совершения преступления, целями и мотивами его поведения, личностными особенностями и т.д. <5>. Но ведь эти юридические абстракции в своей основе имеют одну и ту же социальную реальность, а именно установленную судом степень общественной опасности конкретной личности, совершившей конкретное преступление. И для социума важно, чтобы эта степень общественной опасности нашла свое адекватное отражение в назначенном судом наказании. Современные уголовно-правовые абстракции: "характер и степень общественной опасности преступления", "обстоятельства его совершения", "личность виновного" - не существуют как какие-то самостоятельные фантомы, а находят свое воплощение в той конкретной осязаемой личности, которая предстала перед судом. Суд выясняет: какое деяние, предусмотренное уголовным законом, совершила эта личность и при каких обстоятельствах; какие последствия и в каком объеме были причинены этим деянием или могли быть причинены; какими мотивами, побуждениями эта личность руководствовалась в своем поведении и т.д. Для правильной оценки степени общественной опасности личности имеет и ее прошлое.

<4> См.: Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. II. Преступление. М., 1970. С. 335.
<5> См.: Полный курс уголовного права: В 5 т. / Под ред. А.И. Коробеева. Т. I. Преступление и наказание. СПб., 2008. С. 454.

Наличие самого уголовного права - одного из социальных институтов обусловлено существованием социального феномена "личность". В психологии личность рассматривается как относительно устойчивая совокупность психических свойств, как результат включения индивида в пространство межиндивидуальных связей. Индивид в своем развитии испытывает социально обусловленную потребность быть личностью и обнаруживает способность стать личностью, что реализуется в социально значимой деятельности. Этим определяется развитие человека как личности. Представители психологии полагают, что взаимоотношение между индивидом как продуктом антропогенеза, личностью, усвоившей общественно-исторический опыт, и индивидуальностью, преобразующей мир, может быть передано формулой: "Индивидом рождаются. Личностью становятся. Индивидуальность отстаивают" <6>. Последнее проявляется в противоречии между стремлением индивида быть идеально представленным своими особенностями и отличиями в общности и потребностью общности принять, одобрить и культивировать лишь те его особенности, которые способствуют развитию этой общности и тем самым развитию самого индивида как личности. Если общность данного индивида с его особенностями не воспринимает, когда противоречие налицо и индивид не интегрируется в общность, то может иметь место вытеснение личности из общности <7>. Подобное отсутствие необходимой интеграции, противоречие между сложившимися особенностями личности и социальными ожиданиями может найти и зачастую находит свое проявление в таком отклоняющемся поведении, как преступление. В этом случае преступление, его характер, условия совершения свидетельствуют о тех особенностях личности, которые делают ее общественно опасной, одновременно говорят о степени этой опасности. Как отмечалось, степень проявившейся общественной опасности личности находит свою оценку в приговоре суда.

<6> См.: Большой психологический словарь / Сост. и общ. ред. Б.Г. Мещеряков, В.П. Зинченко. СПб., 2007. С. 264.
<7> См.: Большой психологический словарь. С. 265.

Принцип справедливости требует, чтобы для этого была установлена степень вины лица, совершившего данное преступление, т.е. та мера искажения его ценностных ориентаций, которая проявилась в отрицательном, пренебрежительном или недостаточно внимательном отношении к основным социальным ценностям в этом случае и которая должна находиться в прямой зависимости с величиной уголовно-правового принуждения, необходимого для устранения дефектов в социальных ориентациях правонарушителя <8>, или, иначе говоря, должна быть выявлена степень общественной опасности личности виновного. В деятельности суда это достигается путем индивидуализации наказания. В свое время Н.Ф. Кузнецова и Б.А. Куринов вполне обоснованно рассматривали индивидуализацию наказания "как определение судом конкретной меры наказания лицу, виновному в совершении того или иного преступления, осуществляемое на основе закона и правосознания судей, исходя из степени общественной опасности лица, его совершившего" <9>.

<8> См.: Рарог А.И. Квалификация преступлений по субъективным признакам. СПб., 2003. С. 78.
<9> Цит. по: Дядькин Д.С. Теоретические основы назначения уголовного наказания: алгоритмический подход. СПб., 2006. С. 57.

Уголовный закон - тот инструментарий, посредством которого суд может добиться требуемого соответствия. Но для этого нужно, чтобы уголовное законодательство в первую очередь правильно отражало явление вины. Столкнувшись с деянием, ответственность за которое предусмотрена в УК РФ, судья должен определить: каково это деяние по своему характеру - умышленное или неосторожное? Это первая основополагающая характеристика общественной опасности личности виновного. Если уголовный закон не предоставляет суду такую информацию, не допускающую противоречивого толкования, то такое положение свидетельствует об ущербности законодательного инструментария.

Для наглядности обратимся к гл. 26 УК РФ, которую образуют на сегодняшний момент 16 статей, предусматривающих уголовную ответственность за преступления в области природоохраны, охраны водных биологических ресурсов и животного мира, а также в области охраны лесных ресурсов и охватываемых понятием "экологические преступления". Признавая необходимость появления такой отдельной главы в современном российском уголовном законодательстве, вместе с тем многие ученые отмечают, что при квалификации деяний правоприменители часто сталкиваются с проблемами из-за множества оценочных признаков и понятий, бланкетных диспозиций, что затрудняет отграничение преступления от административных правонарушений при совпадении объективной стороны <10>. Это обоснованное критическое замечание можно отнести и к отражению субъективной стороны большинства экологических преступлений, что зачастую ставит в тупик работников правоохранительных органов при решении вопроса о форме вины, с которой совершается то или иное деяние.

<10> См.: Энциклопедия уголовного права. Т. 23. Экологические преступления. СПб., 2013. С. 7.

Едва ли поможет обращение правоприменителя к комментариям к уголовному законодательству. Вот, например, двенадцатое издание Комментария к Уголовному кодексу Российской Федерации, увидевшее свет в 2012 г. <11>. Так, в комментарии к ст. 246 УК РФ, в которой предусматривается уголовная ответственность за нарушение правил охраны окружающей среды при проектировании, размещении, строительстве, вводе в эксплуатацию и эксплуатации промышленных, сельскохозяйственных, научных и иных объектов лицами, ответственными за соблюдение этих правил, если это повлекло существенное изменение радиоактивного фона, причинение вреда здоровью человека, массовую гибель животных либо иные тяжкие последствия, указывается, что с субъективной стороны преступление совершается умышленно или по неосторожности.

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (отв. ред. В.М. Лебедев) включен в информационный банк согласно публикации - Юрайт, 2013 (13-е издание, переработанное и дополненное).

<11> См.: Комментарий к Уголовному кодексу РФ / Отв. ред. В.М. Лебедев. М., 2012 // СПС "Гарант Эксперт".

При умышленной форме вины лицо осознает общественную опасность нарушения правил охраны окружающей среды при производстве перечисленных в диспозиции статьи работ, предвидит возможность или неизбежность их (прямой умысел) либо осознает общую опасность указанных деяний, предвидит возможность наступления последствий, не желает, но сознательно допускает их наступление либо относится к ним безразлично (косвенный умысел).

При неосторожной форме вины лицо не предвидит возможности наступления вредных последствий своих действий, хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было (в силу своей должности, профессии и т.д.) и могло их предвидеть (небрежность), либо предвидит возможность причинения вреда в результате нарушения правил охраны окружающей среды, но без достаточных на то оснований самонадеянно рассчитывает на их предотвращение (легкомыслие). Например , рассчитывает, что выброса, сброса загрязняющих веществ не произойдет либо вред от выброса в атмосферу загрязняющих веществ будет не существенным вследствие их рассеивания ветром.

В отношении такого преступления, как нарушение правил обращения экологически опасных веществ и отходов, предусмотренного ст. 247 УК РФ, автор Комментария утверждает, что преступление, предусмотренное ч. 1 этой статьи, может быть совершено только с прямым умыслом. Нарушение указанных правил, повлекшее загрязнение, отравление или заряжение человека либо массовую гибель животных, а равно совершенное в зоне экологического бедствия, характеризуется как умышленной, так и неосторожной формой вины. В ч. 3 рассматриваемой статьи, предусматривающей уголовную ответственность за деяния, предусмотренные в ч. 1 и 2 ст. 247 УК РФ, повлекшие по неосторожности смерть человека либо массовое заболевание людей, указывается, что субъективная сторона характеризуется неосторожным отношением к смерти человека или массовому заболеванию людей. Однако сами деяния могут быть умышленными или неосторожными. В случае умышленного их совершения содеянное приобретает признаки преступления с двумя формами вины (ст. 27 УК РФ) и в целом считается совершенным умышленно, а в случае неосторожного - в целом все преступление является неосторожным. Санкция ч. 3 ст. 247 УК РФ предусматривает максимальное наказание в виде лишения свободы на срок до восьми лет. В соответствии с рекомендацией Комментария категория преступления, предусмотренного этой частью ст. 247 УК РФ (преступление средней тяжести или тяжкое со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями, как-то: возможный рецидив, вид исправительного учреждения, возможное назначение наказаний по совокупности преступлений, условия условно-досрочного освобождения, сроки погашения судимости), определяется не согласно признакам, указанным законодателем в ст. 15 УК РФ, а на основании судейского усмотрения в каждом конкретном случае в зависимости от того, какую форму вины - умышленную или неосторожную - усмотрит в содеянном.

По мнению авторов Комментария, такие преступления, как нарушение правил безопасности при обращении с микробиологическими либо другими биологическими агентами или токсинами (ст. 248 УК РФ), загрязнение вод (ст. 250 УК РФ), загрязнение атмосферы (ст. 251 УК РФ), загрязнение морской среды (ст. 252 УК РФ), также могут быть совершены как умышленно, так и по неосторожности.

Ну, а что по этому поводу говорит уголовно-правовая наука? Мы обратились к Энциклопедии уголовного права. Е.Е. Пономарева, автор главы "Преступления в области природоохраны (ст. 246 - 255 УК РФ)", добросовестно рассмотрела работы многих ученых, обращавшихся к данной проблематике (О.Л. Дубовик, А.Г. Князева, Э.Н. Жевлакова, Н.А. Лопашенко, А.В. Наумова, В.В. Сверчкова, Д.Б. Чуракова, А.И. Чучаева и др.), и выявила редкое разнообразие, порой диаметрально противоположные суждения относительно форм вины, присущих упомянутым преступлениям <12>. В итоге приходится констатировать, что и уголовно-правовая наука не в состоянии оказать здесь существенную помощь субъектам правоприменительной деятельности. Такая ситуация заставляет задуматься о сложившемся на сегодняшний день взаимоотношении между законодательной деятельностью в области уголовного права и отечественной уголовно-правовой доктриной. Получается, что в результате деятельности законодателя появляются юридические тексты, касающиеся уголовно-правового регулирования, которые зачастую не отвечают социальным запросам, а научному сообществу отводится роль толкователя производимых текстов на основе догм, образующих саму доктрину.

<12> См.: Энциклопедия уголовного права. С. 72 - 269.

Многие участники VII Российского конгресса уголовного права в своих выступлениях оценили этот факт как один из симптомов кризиса современной уголовной политики России <13>. При этом некоторые выступающие обвиняли законодателя в том, что последний игнорирует науку, теорию уголовного права <14>. Но в тени подобных обвинений скрывается один крайне важный вопрос: а насколько совершенна сама современная российская уголовно-правовая наука, руководствоваться положениями которой призывают субъектов, занимающихся уголовным законотворчеством и пытающихся удовлетворить ожидания людей в уголовно-правовой справедливости в стране?

<13> См., напр.: Коробеев А.И. Уголовно-правовая политика России: от рассвета до застоя // Современная уголовная политика: поиск оптимальной модели: Материалы VII Российского конгресса уголовного права (31 мая - 1 июня 21012 г.). М., 2012. С. 109 - 115.
<14> См.: Благов Е.В. Новый уголовный закон или новая редакция // Современная уголовная политика: поиск оптимальной модели. С. 22.

На наш взгляд, всю остроту этой проблемы обнажила дискуссия, развернувшаяся в недавнем прошлом на страницах юридической печати между известными представителями российского уголовного права академиком В.Н. Кудрявцевым и профессором А.В. Наумовым. Анализируя состояние современной уголовно-правовой науки, В.Н. Кудрявцев высказал обоснованное предположение, что она нуждается в серьезной модернизации с учетом последних социологических и психологических исследований, результатах сравнительного правоведения <15>. Поводом этому послужило высказанное А.В. Наумовым убеждение, что корни современного уголовного права лежат в идеях, выдвинутых в XVIII - XIX вв., проверенных временем, что исключает возможность всяких сомнений в том, что именно они и дальше должны находиться в основании современной науки уголовного права, речь может идти только об органическом развитии старого с его приспособлением к новым (для каждого исторического периода) реалиям <16>. Другими словами, в данном случае речь идет о доктрине как источнике уголовного права, которая составляет не только основу уголовно-правовой науки, но зачастую является и руководством для законодателя, и надежным ориентиром для правоприменителя <17>.

<15> См.: Кудрявцев В. Науку уголовного права пора модернизировать // Уголовное право. 2005. N 6. С. 130.
<16> См.: Наумов А. Открытое письмо профессора А.В. Наумова академику В.Н. Кудрявцеву // Уголовное право. 2005. N 5. С. 135 - 138.
<17> См.: Малиновский А.А. Доктрина как источник уголовного права (сравнительно-правовые аспекты) // Международное уголовное право и международная юстиция. 2009. N 1 // СПС "КонсультантПлюс: Юридическая пресса".

Общепризнано, что фундаментом построения уголовного права как России, так и практически всех европейских стран стала классическая теория уголовного права. Ее характерной особенностью является то, что, основываясь на метафизической незыблемости правопорядка, правовой нормы, эта теория игнорирует возможности, вытекающие из исследования личности самого деятеля <18>. Представляя собой в целом учение об уголовно-правовом деянии, она основное внимание уделяет формально-юридическим конструкциям, точному описанию в законе всех признаков преступления, в то время как личность преступника практически не учитывается. Представители этой доктрины считают, что наказывается преступное деяние, а не человек (деятель), его совершивший. Такой вердикт выносят ей компаративисты.

<18> См.: Уголовное право. Общая часть / Под ред. Н.И. Ветрова, Ю.И. Ляпунова. М., 1997. С. 576.

Иное направление в поисках эффективного контроля за преступностью предприняли представители антрополого-социологической школы. Учение данной школы послужило импульсом к развитию "уголовного права деятеля", в основе которого целью наказания выступает не кара, а защита общества от преступников. Определяя наказание, необходимо прежде всего учитывать личность преступника; лица, находящиеся в "опасном состоянии" (т.е. потенциально готовые к совершению преступления), должны изолироваться от общества, а лица, совершившие преступление впервые в силу случайного стечения обстоятельств ("случайные преступники"), должны наказываться более мягко с целью их исправления и перевоспитания (ресоциализации).

Изучение уголовно-правовых доктрин и построенных на них уголовно-правовых систем различных государств на макроуровне позволяет разграничить их на "уголовное право деятеля" и "уголовное право деяния". Современные уголовно-правовые доктрины (неоклассицизм, новая социальная защита и др.) в своих основных положениях базируются на тех или иных постулатах упоминаемых школ. Их представители отказываются от устаревших догм и развивают положения, которые соответствуют современным социальным запросам. Констатируя этот факт, исследователи-компаративисты делают вполне обоснованный вывод, что преступность деяний в большинстве современных государств устанавливается в соответствии с "теорией уголовного деяния", а содержание конкретных видов наказаний определяется согласно "доктрине деятеля" <19>. Это заключение с полным основанием относится к современному российскому уголовному законодательству. Сохраняя постулаты классической школы уголовного права, относящиеся к основаниям уголовной ответственности, законодатель наряду с этим пытается найти способы воздействия на лиц, виновных в совершении преступлений, которые давно уже вышли за рамки классического уголовно-правового понимания наказания. Вместе с тем подобные пенитенциарные новшества, не согласующиеся с установившимися классическими воззрениями на наказание, далеко не всегда разделяются представителями уголовно-правовой науки. Например , одними из последних новаций отечественного законодателя явилось включение в УК РФ ст. 76.1, предусматривающей возможность освобождения от уголовной ответственности по делам о преступлениях в сфере экономической деятельности в случае возмещения виновным ущерба, причиненного бюджетной системе РФ в полном объеме. Другая нововведенная ст. 82.1 УК РФ предусматривает возможность отсрочки отбывания наказания больным наркоманией. Оценивая эти уголовно-правовые новеллы с позиций требований уголовно-правовой теории, С.Ф. Милюков замечает, что ст. 76.1 УК РФ с точки зрения философии и теории права показывает полную методологическую беспомощность законодателя, сводящего общественную опасность экономических преступлений к прямым финансовым или материальным убыткам граждан или государства. По его мнению, на самом деле такая опасность более многогранна и в современных условиях способна поколебать общественно-политические устои России. Недостаток института отсрочки отбывания наказания больным наркоманией упомянутый автор усматривает в том, что этот закон не только не стимулирует виновного на раскрытие подпольных наркосетей и выдачу правосудию активных наркодилеров, но и, напротив, побуждает его всячески скрывать свою подлинную осведомленность об этом <20>.

<19> См.: Малиновский А.А. Доктрина как источник уголовного права (сравнительно-правовые аспекты).
<20> См.: Милюков С.Ф. Российская уголовная политика: перманентная революция? // Современная уголовная политика: поиск оптимальной модели. С. 109 - 115.

Не вдаваясь в обоснованность суждений С.Ф. Милюкова, отметим, что говорить "за" или "против" можно, лишь опираясь на объективные криминологические исследования этой проблемы.

Мы же хотим обратить внимание читателей на то, что если в области уголовного законотворчества отечественный законодатель при конструировании системы наказаний как-то пытается изменить вектор "наказательной системы" в направлении деятеля, то основания уголовной ответственности он строит на конструкциях классической уголовно-правовой школы, поражающих зачастую своей ветхостью.

Вот, например, учебник по уголовному праву, написанный С. Будзинским в то время, которое Г.С. Фельдштейн определил как период в российской науке уголовного права, который совпал с началом судебной реформы и большей свободой преподавания, ставшей возможной с введением Университетского устава 1863 г. Он отмечает, что такое обновление русской жизни оказалось в высшей степени плодотворным для науки права и в особенности уголовного. Открывшиеся возможности свободы критики уголовно-правовой практики создали благоприятные условия для научно-догматической обработки русского уголовного законодательства. Заимствование западноевропейской доктрины, не столь стесненное в своем выборе, в дальнейшем развитии дает возможность российской науке подвергнуть оценке и переработке главнейшие течения западноевропейской науки уголовного права, которые наряду с самостоятельными усилиями русских криминалистов придают науке уголовного права в России невиданный до того блеск <21>. Очевидно, что речь идет о периоде формирования основополагающей концепции российской науки уголовного права.

<21> См.: Фельдштейн Г.С. Главные течения в истории науки уголовного права в России / Под редакцией и с предисловием В.А. Томсинова. М., 2003. С. 8.

В указанном учебнике отмечается, что преступление есть деяние, противное целям государства и поэтому запрещенное под страхом наказания. Деяние вообще есть обнаружение воли. Следовательно, совершить деяние может тот, кто имеет свободную волю. Далее автор указывает, что эти деяния являются опасными для государства, могут быть деяниями как положительными, состоящими в "действительном содеянии", в произведении "движениями перемены во внешнем мире". Но действие может быть и отрицательное, т.е. состоять в "недеянии, в неисполнении предписанного законом" <22>.

<22> Будзинский С. Начала уголовного права. Варшава, 1870. С. 52 - 55.

По истечении века в современных учебниках по уголовному праву можно прочитать, что преступление всегда представляет собой деяние, т.е. выраженный в форме действия или бездействия акт поведения человека (поступок, деятельность), протекающий под контролем его сознания и воли <23>. Едва ли мы можем найти какие-то существенные разночтения, наталкивающие на новые выводы в понятиях, относящихся к учению об уголовно-правовом деянии, изложенном в курсе лекций по русскому уголовному праву того же профессора Н.С. Таганцева, вобравшем в себя достижения российской уголовно-правовой науки на начало XX в., и, например, учению о преступлении, изложенном в Курсе уголовного права, написанном авторским коллективом кафедры уголовного права и криминологии Московского государственного университета. "Преступление - это прежде всего деяние, т.е. выраженный в форме активного действия или пассивного бездействия акт поведения (поступок, деятельность)... Такого рода поведение нацелено на причинение вреда, запрещенного уголовным законом..." <24>, - читаем на страницах упомянутого курса.

<23> См.: Уголовное право. Общая часть / Под ред. Н.И. Ветрова, Ю.И. Ляпунова. М., 1997. С. 123.
<24> Курс уголовного права: В 5 т. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. М., 1999. С. 125.

Но попробуем обратиться к социологическим исследованиям, к чему призывал В.Н. Кудрявцев, учитывая в первую очередь то, что уголовное право как социальный институт является одним из инструментов социального контроля. Такое положение, очевидно, требует, чтобы наука уголовного права свой понятийный аппарат соотносила с понятиями, которые вырабатываются социологией и социальной философией.

Современная социология большое значение придает изучению механизмов социального действия, стремится выявить социологические законы поведения социальных систем, в частности систем социального действия. Касаясь этой проблемы, Г.В. Мальцев отмечает, что американский социолог Т. Парсонс, уделивший большое внимание изучению структуры действия в такой системе, принял в качестве исходного пункта анализа некую основную единицу - "единичный акт" или "акт действия". В структурном плане единичное действие раскладывается на следующие элементы: а) субъект действия (деятель, актор); б) цель действия, будущее положение вещей, на которое направлено выполняемое действие; в) ситуация, в которой совершается действие; последняя включает в себя, во-первых, условия или те факторы, которые субъект не может проконтролировать, изменить их направленность, противоречащую его целям, во-вторых, средства, т.е. факторы, подконтрольные действующему субъекту; г) нормативная ориентация действия, способ взаимоотношения всех элементов друг с другом, проявляющиеся в выборе альтернативных средств достижения целей <25>.

<25> См.: Мальцев Г.В. Социальные основания права. М., 2011. С. 251 - 252.

Положения о том, что: в основе такой социальной системы находится действующая личность; социальная система в своем развитии должна стремиться к самосохранению посредством укрепления внутреннего порядка, поддержания равновесия; индивиды своими действиями должны способствовать сохранению социальной системы, в противном случае она посредством активных способов либо заставляет людей изменить поведение, либо исключает их из общности - давно широко провозглашаются и обосновываются в многочисленных социологических исследованиях <26>. Поэтому представляется, что классическая уголовно-правовая доктрина в том виде, в котором она заложена в современное российское уголовное право, не соответствует социальным ожиданиям.

<26> См.: Бачинин В.А. Энциклопедия философии и социологии права. СПб., 2006. С. 575 - 576.

Объективно оценивая ее значение, следует отметить, что она внесла неоценимый вклад в образование современного цивилизованного порядка. Э.Я. Немировский, воздавая должное классическому уголовному праву, писал, что прочно утвердившееся в законодательстве и науке XIX в. традиционное уголовное право и не встречавшее серьезной оппозиции до конца 70-х гг. являло собой принцип, завещанный еще Монтескье и Беккария, и освященный, хотя и по другим соображениям, авторитетами Канта и Гегеля принцип пропорциональности наказания тяжести преступления, измеряемой в общем ценностью объекта преступного посягательства, важностью причиненного и другими объективными моментами деяния (способом действия).

В этом философы и криминалисты-классики XIX в. видели осуществление справедливого воздаяния - возмездия, а Монтескье и Беккария искали объективной точки опоры против драконовской жестокости современных им наказаний: не произвол судьи и даже не прихоть законодателя должны диктовать меру наказания, а природа самого преступления; этот "триумф свободы" <27>.

<27> См.: Немировский Э.Я. Меры социальной защиты и наказание в связи с сущностью вины. Пг., 1916. С. 5.

Работа Э.Я. Немировского, на которую мы ссылаемся, интересна тем, что написана в начале XX в. и связана с появившимися к тому времени во многих проектах уголовных кодексов европейских стран нововведениями в области уголовного права и получивших обобщенное название мер социальной защиты, воспринимавшихся уже в качестве своеобразной оппозиции традиционного уголовного права.

Э.Я. Немировский, понимая, что появление мер социальной защиты было обусловлено социальными потребностями в более эффективной борьбе с преступностью, глубоко проанализировал взгляды различных ученых, положенных в их основание, сущность этих мер и придал новую интерпретацию содержанию института вины. По его глубокому убеждению, в основе новых законодательных инициатив относительно рецидива, преступной деятельности в виде промысла и т.п. постановлений по поводу мер социальной защиты должно лежать не искусственное комбинирование различных целей наказания, выбор в одних случаях возмездия, правового осуждения, общего предупреждения, в других - элиминации, а мысль о совместимости более широкого признания специальной превенции с справедливой, соответствующей вине, отрицательной оценкой не столько деяния, сколько личности преступника. Видимо, поэтому понятие вины должно быть более глубоким. В качестве масштаба справедливости должен быть взят другой критерий, а не традиционная пропорциональность между тяжестью наказания и ценностью объекта посягательства, и этот последний момент и конкретное деяние должны получить иное значение, утратить преобладающую роль при определении наказания. Такой подход позволит использовать достоинства мер социальной защиты, не создавать искусственных шатких понятий и придать наказанию большую гибкость, не подорвав его основы и сохранить за ним особое место в ряду правовых институтов. В итоге автор делает заключение, что вина не свойство деяния, а свойство личности; это особое психическое ее состояние, преходящее или длительное, признаваемое неудовлетворительным данным правопорядком и вызывающее осуждение или неодобрение последнего ввиду несоответствия проявлений этого состояния психики требованиям права. Гарантии личной свободы требуют, чтобы лицо наказывалось не за преступное настроение, опасное состояние, а с выраженным в юридической норме определенным составом правового неодобрения как масштабом для отрицательной правовой оценки настроения. Последнее и есть потому преступно, а не антисоциально или аморально, что не соответствует требованиям, выдвигаемым правовыми нормами <28>.

<28> См.: Немировский Э.Я. Указ. соч. С. 35 - 41.

По нашему мнению, труд Э.Я. Немировского свидетельствует о том, что уже в то время созрели научные обоснования необходимости поиска более совершенного содержания уголовной репрессии, связанного с личностью. В этом поиске разные государства пошли разными дорогами, придя зачастую к весьма оригинальным моделям социального контроля над преступностью. Многие страны, в том числе и Россия, находятся в активном поиске и сейчас. И если мы пришли к выводу, что действующее российское законодательство действительно нуждается в модернизации, то, по всей видимости, должны посмотреть, а насколько основные институты, лежащие в основании уголовной ответственности, правильно отражают отдельные стороны той или иной степени общественной опасности личности, проявляющейся в ее поведении.

На сегодняшний день наука уголовного права за первичное берет выработанные ею юридические конструкции (модели) и признает только ту социальную реальность как объект уголовно-правового воздействия, которая соответствует таким формально-логическим конструкциям. Но эти конструкции по своему содержанию часто носят противоречивый, произвольный характер, основываются не на авторитете истины, а на истине авторитета, часто воспринимаемой без должного критического осмысления. Однако социальная практика настойчиво указывает: для правильных законодательных решений вначале необходимо исследовать социальную действительность, а уже затем находить отражение в юридическом тексте.

Поэтому, пытаясь разобраться в явлении вины, лежащей в основании уголовной ответственности, мы попробуем отвлечься от сложившегося ее формально-логического категориального аппарата в теории уголовного права и взглянуть на нее через призму таких феноменов, как социальный порядок и ответственность.

В контексте социальной философии социальный порядок представляется ключевым принципом цивилизации, которая требует, чтобы ее собственные системы и элементы подчинялись существующим нормам и законам, соответствовали заданным образцам, что позволяет индивидам и разномасштабным сообществам успешно отправлять свои жизненные функции, удовлетворять социогенные потребности и интересы <29>. Социальный порядок в позитивном праве очерчивает пределы допустимого, дозволенного для человеческого поведения, т.е. задает образцы, которые и определяют социальный порядок. Поскольку личность зависит от социального окружения, общества, государства, то категория ответственности взывает к морально-правовому сознанию и ориентирует его носителя на соблюдение социальных норм. Для достижения позитивного результата личность должна находиться на определенном уровне социальной и моральной зрелости, обладать необходимыми социальными качествами, дееспособностью и правоспособностью <30>. То обстоятельство, насколько поведение индивида соответствует выработанным образцам, свидетельствует об определенных личностных качествах человека.

<29> См.: Бачинин В.А. Энциклопедия философии и социологии права. СПб., 2006. С. 612 - 616.
<30> См.: Там же. С. 571.

С социальным порядком связана категория обязанности как конкретной формы морального или правового долженствования, заключающаяся в необходимости индивида совершать определенные предписываемые нормативным актом действия либо воздерживаться от совершения действий, запрещенных нормативным актом. Уголовное законодательство содержит перечень запретов, адресованных членам социального сообщества, которые должны обеспечивать стабильность социального порядка. В общих чертах их можно представить в следующем виде:

полный запрет на определенные виды социального поведения (например, преступления против личности, различные виды хищений, преступления против общественной безопасности, преступления против мира и безопасности человечества и т.п.);
запрет на совершение определенных видов поведения в сферах, являющихся составной частью социального порядка как необходимого условия существования социума (конституционное устройство, сфера экономики, природной среды, транспорта, нормальное функционирование государственной власти, системы правосудия, порядка управления, организации прохождения военной службы).

Кроме запрета на такие виды поведения, в обществе на субъектов обыденно необходимой социальной деятельности возлагается обязанность действовать так, чтобы не причинять вреда окружающим.

Отношение личности к указанным запретам и исполнению обязанности "не навредить" является тем критерием сложившихся моральных качеств личности, одним из проявления которых может выступать ее общественная опасность в той или иной степени. Для ее правильного отражения в процессе нормативного конструирования института ответственности законодательная практика выработала понятия умышленной и неосторожной форм вины. Свидетельство повышенной степени общественной опасности лиц, совершающих умышленные преступления, историческая практика со временем начала усматривать в том, что они осознавали сложившуюся в данном обществе оценку совершаемого поведенческого акта как общественно опасного самого по себе, например, переход на сторону врага, лжесвидетельство, святотатство и т.п., или потому, что такое поведение влечет за собой вредные последствия и потому оценивается окружающими как общественно опасное. Изначально в подавляющем большинстве это были последствия материального характера, их достижение являлось целью деятельности субъекта; характер последствий выступал основным показателем общественной опасности деятеля.

Современная теория уголовного права также исходит из того, что общественно опасное деяние влечет определенные негативные изменения в окружающем мире и вызывает наступление определенных последствий, вредных для охраняемых уголовным законодательством личных и общественных интересов. Как правильно замечают некоторые авторы, общественная опасность последствий преступления - один из основных показателей степени опасности деяния в целом, напрямую определяющей тяжесть уголовной ответственности и наказания. Это обусловливает важность технически грамотного и правильного описания таких последствий в законе <31>.

<31> См.: Ковалев М.И. Общественно опасные последствия преступления и диспозиция уголовного закона // Советское государство и право. 1990. N 10. С. 38.

Едва ли будет преувеличением сказать, что сложившаяся уголовно-правовая доктрина разработала целую научную концепцию, связанную именно с таким явлением, как последствия преступления. К этой проблеме обращались многие известные ученые и, как того требуют закономерности научного исследования, пытались представить наиболее верную, на их взгляд, классификацию изучаемого объекта. Но при этом следует иметь в виду, что построение классификации зависит от поставленных целей исследования. Поскольку нас интересует вопрос: насколько правильно сложившийся институт вины отражает различные степени общественной опасности личности, мы полагаем наиболее подходящей для этой цели классификацию, предложенную В.Б. Малининым и А.Ф. Парфеновым.

Преступные последствия являются обобщающим понятием, поэтому они предлагают их отражение в уголовном законодательстве выделить в качестве видовых понятий конкретного вреда:

причинение смерти, в том числе двум и более лицам (ст. 105 - 111, 123 - 124, 126 - 128, 131 - 132, 143, 205 - 206, 211, 215 - 220, 227, 230, 235 - 238, 248, 250 - 252, 254, 263 - 269, 293, 309, 333 - 335, 349 - 350, 357 УК РФ);
причинение вреда здоровью (ст. 111 - 118, 123 - 124, 127 - 127.2, 131 - 132, 215 - 215.1, 216, 218 - 219, 228.2, 235, 237 - 238, 247 - 248, 251 - 252, 263 - 264, 267 - 269, 293, 333 - 335, 349 - 350 УК РФ);
изъятие, сокрытие либо уничтожение документов, удостоверяющих личность потерпевшего (ст. 127.2 УК РФ);
уничтожение, порча или разрушение предметов или документов, имеющих особую историческую, научную или культурную ценность (ст. 164 УК РФ);
уничтожение или повреждение имущества (ст. 167 - 168, 212 - 213, 309 УК РФ);
порча имущества на общественном транспорте или приведение иным способом в негодное для эксплуатации состояние объектов энергетики, электросвязи, жилищного и коммунального хозяйства или других объектов жизнеобеспечения (ст. 215.2 УК РФ);
уничтожение огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств (ст. 225 УК РФ);
массовое заболевание или отравление людей (ст. 236 УК РФ);
изменение радиоактивного фона (ст. 246 УК РФ);
массовая гибель животных (ст. 246 - 247, 250 УК РФ);
загрязнение, отравление или заражение окружающей среды (ст. 247 УК РФ);
распространение эпидемий или эпизоотии (ст. 248 - 249 УК РФ);
вред животному или растительному миру, рыбным запасам, лесному или сельскому хозяйству (ст. 250 УК РФ);
загрязнение или иное изменение природных свойств воздуха (ст. 251 УК РФ);
вред животному или растительному миру, рыбным запасам, окружающей среде, зонам отдыха либо другим охраняемым законом интересам (ст. 252 УК РФ);
вред окружающей среде (ст. 254 УК РФ);
массовая гибель рыбы или других водных животных, уничтожение в значительных размерах кормовых запасов (ст. 257 УК РФ);
массовое отравление растительного или животного мира, отравление атмосферы или водных ресурсов (ст. 258 УК РФ);
гибель популяций организмов, занесенных в Красную книгу РФ (ст. 259 УК РФ);
повреждение деревьев, кустарников и лиан (ст. 260 УК РФ);
уничтожение или повреждение лесов, а равно насаждений, не входящих в лесной фонд (ст. 261 УК РФ);
разрушение, повреждение или приведение в негодное для эксплуатации состояние транспортного оборудования (ст. 267 УК РФ);
уничтожение, блокирование, модификация либо копирование информации, нарушение работы ЭВМ, системы ЭВМ или их сети (ст. 272 - 274 УК РФ);
утрата документов, содержащих государственную тайну (ст. 284 УК РФ);
изъятие, перемещение или уничтожение пограничных знаков (ст. 323 УК РФ);
уничтожение идентификационного номера кузова, шасси, двигателя (ст. 326 УК РФ);
вред охраняемым караулом (вахтой) объектам (ст. 342 УК РФ);
уничтожение или повреждение оружия, боеприпасов или предметов военной техники (ст. 346 - 349 УК РФ).

Кроме того, выделяется не конкретизированный в законе вред:

значительный ущерб (ст. 167, 255, 262 УК РФ);
значительный размер (ст. 257, 260 УК РФ);
существенный вред (ст. 234, 250, 330 УК РФ);
крупный ущерб (ст. 147, 256, 258, 273, 274 УК РФ);
крупный размер (ст. 147 УК РФ);
тяжкие последствия (ст. 126 - 128, 145.1, 183, 201, 203, 205 - 206, 211, 215.1, 220, 224 - 225, 227, 230, 237, 246, 248 - 249, 257, 273 - 274, 283 - 285, 286 - 287, 301, 303, 305, 311, 320, 323, 332 - 335, 340 - 344, 346 - 347, 349 УК РФ) <32>.

<32> См.: Малинин В.Б., Парфенов А.Ф. Объективная сторона преступления. СПб., 2004. С. 76 - 78.

Из представленных видов последствий, наиболее объективно отражающих общественную опасность личности, предстают убийство и причинение вреда здоровью различной тяжести. Содержание остальных последствий так или иначе связано с субъективной оценкой законодателя, который пытается через объективные признаки закрепить в законе проявившуюся степень общественной опасности лиц, совершающих эти деяния. Найти криминологическое обоснование подобного рода субъективных оценок, чтобы соразмерить их с чувством справедливости, сложившемся в общественном сознании в данное время, в подавляющем большинстве крайне трудно. Как, например, социальное чувство справедливости может смириться с тем фактом, что индивидуальный предприниматель, незаконно получивший кредит и причинивший в результате кредитной организации ущерб на сумму 6 млн. руб., может быть привлечен к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 176 УК РФ, максимальное наказание по которой предусматривается в виде лишения свободы на срок до пяти лет, а другое лицо посредством представления ложных сведений незаконно получило кредит и причинило ущерб той же организации на сумму ровно 1 млн. 500 тыс. руб. остается безнаказанным, поскольку в соответствии с примечанием к ст. 169 УК РФ уголовно наказуемым ущербом в этом случае признается ущерб, превышающий указанную сумму? Подобных законодательных уголовно-правовых разногласий можно привести великое множество.

Что касается последствий так называемого неконкретизированного вреда, которые указаны в статьях УК РФ, то объективности ради следует признать, что частично сама криминализация таких деяний или установление признаков общественной опасности лиц, которые их совершают, отданы на откуп правоприменительным органам, что никак не согласуется с принципом социальной справедливости. Поэтому, на наш взгляд, обновление отечественного уголовного законодательства предполагает своеобразную ревизию признаков общественно опасных деяний, предусмотренных в законе, исследование, в процессе которого необходимо выяснить: действительно ли этот признак отражает такую степень проявляющейся общественной опасности личности, что его нужно криминализировать; как правильно изложить его в тексте закона; будет ли это способствовать более эффективной уголовно-правовой борьбе с подобным явлением.

Далее, как мы полагаем, в обозначенном соотношении "социальная справедливость - вина" большой интерес представляет собой группа деяний, предусмотренная в ст. 123, 128, 215, 217, 220, 228.2, 238, 247, 248, 250, 251, 252, 254, 274, 283 УК РФ. Нетрудно видеть, что в этих статьях законодатель устанавливает уголовную ответственность за нарушение правил, содержащихся в самых разнообразных нормативных актах. Эти правила направлены на обеспечение права на свободу, которое может быть нарушено, если не соблюдаются установленные правила помещения лица в психиатрический стационар (ст. 128), охрану здоровья от опасности, которая может исходить от различных вредных источников, и т.д. Но соблюдение многих из перечисленных правил обеспечивается и нормами административного права. Например , КоАП РФ предусматривает административную ответственность за незаконное занятие частной медицинской практикой, частной фармацевтической деятельностью либо народной медициной (ст. 6.2 КоАП РФ). То же самое можно сказать и в отношении таких деяний, как нарушение правил безопасности на взрывоопасных объектах (ст. 217 УК РФ - ст. 9.1 КоАП РФ); незаконное обращение с ядерными материалами или радиоактивными веществами (ст. 220 УК РФ - ст. 9.6 КоАП РФ); загрязнение вод (ст. 250 УК РФ - ст. 8.13, 8.14 КоАП РФ), загрязнение атмосферы (ст. 251 УК РФ - ст. 8.21 КоАП РФ), загрязнение морской среды (ст. 252 УК РФ - ст. 8.19 КоАП РФ).

Понять юридическую природу указанных преступлений едва ли возможно, не осознав сущность административного правонарушения, его отличие от феномена преступления. Правильное понимание такого различия опять же должно основываться на категории "социальный порядок". Как уже отмечалось, теория права представляет социальный порядок как совокупность институционализированных структур, т.е. систему институтов, организованных на нормативной базе. Из таких социальных институтов складываются общественный и государственный строй, экономическая система, конституционный строй, правопорядок, федеративное устройство государства и многие другие "суперсистемы" <33>.

<33> См.: Мальцев В.Г. Социальные основания права. С. 391.

Нормы, регулирующие поведение субъектов в указанных выше и многих других случаях, также входят в указанную совокупность институционализированных структур, образующих единый цельный социальный порядок, и в то же время представляют собой отдельные нормативные системы, отличающиеся друг от друга социальными целями регулирования. Но право, образующие его отдельные нормативные системы базируются на парадигме устойчивости. "Особая и высшая задача правового регулирования - держать динамику общества в рамках устойчивой системы, не допускать скатывания общества к неустойчивому состоянию" <34>.

<34> См.: Там же. С. 48.

Идеальный правопорядок, когда участники общественных отношений, регулируемых той или другой нормативной системой, выполняют должным образом все нормативные предписания, можно представить только в своем воображении. В реальности мы постоянно сталкиваемся с множеством случаев отступления субъектов в своем поведении от нормативных требований, предусмотренных той или иной нормативной системой. В области нормативного регулирования также действует диалектический закон перехода количества в качество. Поэтому со временем количество нормативных нарушений может привести нормативную систему в неустойчивое состояние и к дезорганизации требуемого порядка в определенной сфере социальной жизни. Противодействовать подобному явлению призвана система социального контроля, состоящая из деятельности большого числа ведомств и инспекций. Они должны выявлять нарушения, допускаемые людьми, в подведомственной им сфере и применять к нарушителям предусмотренные меры воздействия. Здесь система контроля должна действовать по принципу: каждый выявленный факт нарушения установленного нормативного требования влечет за собой применение к нарушителю соответствующих мер правового воздействия. При этом не имеют значения такие обстоятельства, как: совершил субъект регулируемого правоотношения отступление от установленных правил осознанно или по забывчивости; знал он или не знал содержание нормативных предписаний. Не имеют значения и мотивы, которыми руководствовалось лицо при нарушении предписаний, хотя это может быть не лишенное оснований убеждение, что нормативное веление устарело и отступление от нормативных требований пойдет на пользу производственному процессу, участником которого он является. Не имеет правового значения и обстановка, в которой допущено нарушение.

Только таким образом можно обеспечить устойчивость нормативной системы, желаемую упорядоченность в той социальной среде, которую она регулирует.

Сам нарушитель нормативного предписания, если оно не повлекло значимых правовых последствий, расценивает свой поступок как один из тех, которые образуют нашу повседневность, не выходящий за пределы сложившихся терпимых социальных стандартов.

Но вместе с тем на каждом субъекте, который начинает действовать в той или иной области социальной действительности, одновременно лежит обязанность постоянного субъективного анализа совокупности тех объективных обстоятельств, в которых он действует; иначе говоря, обязанность предвидеть, какие причинно-следственные связи могут возникнуть между его поведением и объективными условиями, которые уже существуют в наличии или которые могут образоваться. Как раз отношение личности к этой социальной обязанности характеризует присущие ей психологические особенности. Целый ряд лиц, принимающих решение отступить от нормативных правил, прежде чем действовать, убеждаются в том, что такое поведение в конкретной обстановке не приведет к негативным последствиям. Но анализ возможности возникновения различных причинно-следственных связей требует от субъекта определенных психических усилий, своего рода психического "насилия" личности над собой. А такая способность, свидетельствующая об ответственном отношении к социальным ценностям, есть результат полученного в обществе воспитания, и далеко не все индивиды ею обладают. О том, что индивид не выполнил такую возложенную на него социальную обязанность анализа объективной обстановки, в которой происходит реализация его поведенческого акта, свидетельствуют наступившие последствия. Это уже есть показатель определенной степени общественной опасности личности, которая в уголовном праве находит свое выражение в неосторожной форме вины.

Подтверждением сказанному может послужить нормативный порядок организации дорожного движения. Например , если водитель ночью в отсутствие других транспортных средств на проезжей части дороги сознательно выехал на полосу встречного движения и это было зафиксировано работниками ГИБДД, он подлежит привлечению к административной ответственности в соответствии с ч. 4 ст. 12.15 КоАП РФ. Никакие доводы водителя, что этот маневр совершен им глубокой ночью, не создавал помех для движения и, по его убеждению, был абсолютно безопасен, во внимание приняты не будут. Административное правонарушение имело место. Ситуация существенно меняется, когда подобный маневр осуществляется во время интенсивного движения транспорта. Она требует уже от водителя быстрого и точного расчета скорости встречных транспортных средств, постоянно меняющегося расстояния, погоды, видимости, состояния дорожного покрытия и т.д. В результате одни водители совершают запрещенный маневр, убедившись, что тщательно оценили сложившуюся дорожную обстановку; другие относятся легковесно к такой оценке и также осознанно совершают подобное нарушение, что становится причиной дорожно-транспортного происшествия, в результате которого погибает человек; третьи допускают аналогичное нарушение по причине проявленной невнимательности. Из них виновный в дорожно-транспортном происшествии будет привлечен к уголовной ответственности, а два других подлежат административному взысканию.

Сходные социальные ситуации проявляются во всякой нормативной системе, образующей правопорядок. Мы убеждены в том, что законодатель допустил глубокое искажение при отражении социальной действительности в уголовно-правовом нормотворчестве, отождествляя сознательное или неосознаваемое нарушение ряда нормативных правил, что присуще для административного правонарушения, с умыслом или неосторожностью, отражающих степень общественной опасности личности в уголовном праве, и установил в первых частях ряда статей УК РФ уголовную ответственность за действия (бездействие), которые выражаются в нарушении нормативных предписаний, а в последующих частях - за последствия, причиной или одним из необходимых условий которого они явились (ст. 215, 217, 220, 228.2, 247, 252). Вследствие этого правоприменители столкнулись с большими трудностями, решая вопрос, а к каким преступлениям - умышленным или неосторожным - относятся деяния, предусмотренные указанными статьями УК РФ. Поэтому из сферы уголовного законодательства должны быть исключены случаи уголовной ответственности за нарушение каких-либо нормативных предписаний без наступления последствий главным образом материального характера, действительно свидетельствующих об общественной опасности лиц, осознанно или в результате упущения нарушивших эти правила.

Библиография:

Бачинин В.А. Энциклопедия философии и социологии права. СПб., 2006.
Будзинский С. Начала уголовного права. Варшава, 1870.
Дядькин Д.С. Теоретические основы назначения уголовного наказания: алгоритмический подход. СПб., 2006.
Келина С.Г., Кудрявцев В.Н. Принципы советского уголовного права. М., 1988.

КонсультантПлюс: примечание.

Статья 5 УК РФ посвящена принципу вины и состоит их двух частей: "1. Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. 2. Объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается".
Н.А. Лопашенко пишет, что принцип вины является "центральным принципом уголовного законодательства" *(404). Однако в юридической литературе достаточно часто обсуждается вопрос о необходимости его законодательного закрепления.
Так, В.В. Мальцев полагает, что "само же по себе указание на возможность уголовной ответственности только за виновно совершенное общественно опасное деяние и виновно причиненные общественно опасные последствия лишь дублирует положения ст. 8 и ч. 1 ст. 24 УК и ничего нового, содержательного в понимании принципа вины не вносит" *(405).
По мнению А.И. Плотникова, "формула "вина - психическое отношение" не увязывается и со статусом принципа в уголовном праве, так как становится неясным, почему вина (как элемент состава) - принцип, а другие столь же необходимые элементы (объект, субъект и т.д.) принципами не являются" *(406).
В.Ф. Щепельков указывает на то, что этот принцип "полностью воспроизводится в ст. 14 УК.... Поэтому наличие данной нормы в УК обусловлено исключительно содержательными, а точнее уголовно-политическими мотивами" *(407).
В.Д. Филимонов отмечает, что "во-первых, принцип вины оказался оторванным от основания уголовной ответственности, в то время как вина является элементом состава преступления, т.е. составной частью основания уголовной ответственности; во-вторых, выделение принципа вины в самостоятельный принцип привело к гипертрофированию субъективной стороны преступления" *(408).
В какой-то мере можно согласиться со всеми приведенными выше точками зрения. Хотя следует сказать, что само закрепление принципа вины в УК РФ, несмотря на существующие недостатки его законодательной регламентации, безусловно, является одним из достижений уголовно-правовой науки. В.В. Мальцев указывает на то, что законодательное определение принципа вины "полезно в первую очередь как инструмент совершенствования и применения уголовно-правовых норм" *(409).
Прежде всего необходимо отметить, что уголовно-правовой принцип вины является своеобразным проявлением в уголовном праве презумпции невиновности, закрепленной в ст. 49 Конституции РФ. Как следствие этого, УК РФ построен таким образом, что лицо, совершившее преступление, несет за него уголовную ответственность только в том случае, если это деяние совершено виновно. Следовательно, ответственность лица только за деяния, совершенные виновно, является основополагающим положением уголовного закона, как впрочем и некоторых ранее действовавших уголовно-правовых актов, и вполне, на наш взгляд, соответствует статусу принципа уголовного законодательства.
Указание на то, что существование принципа вины приводит к "гипертрофированию субъективной стороны преступления", на наш взгляд, нельзя оценивать однозначно. С одной стороны, мы полагаем, что среди элементов состава преступления нет более или менее важных, так как все они выполняют предписанные им функции. С другой стороны, по нашему мнению, В.Д. Филимонов отождествляет такие понятия, как "принцип вины" и "вина", что не совсем верно *(410). Нам представляется, что эти понятия нельзя сравнивать друг с другом, так как они находятся в разных плоскостях. Так, принцип вины представляет собой основное положение уголовного закона, которое состоит в том, что "лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина". В свою очередь, вина "представляет собой психическое отношение субъекта к совершенному деянию и его последствиям" *(411) и является обязательным элементом субъективной стороны состава преступления. Закрепление принципа вины не гипертрофирует значение рассматриваемого элемента, так как речь идет о разных явлениях. Такой подход к рассматриваемой проблеме разделяют 81,7% опрошенных нами ученых *(412).
Также нельзя безоговорочно согласиться с мнением В.В. Мальцева о том, что "указание на возможность уголовной ответственности только за виновно совершенное общественно опасное деяние и виновно причиненные общественно опасные последствия лишь дублирует положения ст. 8 и ч. 1 ст. 24 УК". Как указывает Е.А. Лукашева, "в любом случае полное содержание и значение всякого правового принципа раскрывается во всех тех положениях права, которые испытывают на себе влияние данного принципа" *(413). Мы полагаем, что есть все основания говорить о том, что приведенные В.В. Мальцевым нормы уточняют положения ст. 5 УК РФ, а не наоборот.
Еще одним доводом, который, по мнению В.В. Мальцева, выступает против выражения принципа вины в УК РФ, является то, что определение содержания данного принципа в законе может оказаться и неполным, и противоречащим нормам гл. 5 УК РФ *(414). Но, на наш взгляд, в этом случае следует говорить не столько о проблеме необходимости законодательного закрепления, сколько о недостатках нормотворческой деятельности при описании тех или иных уголовно-правовых норм. Как справедливо отмечает Н.А. Лопашенко, "по правилам законодательной техники одинаковые термины должны в пределах УК или хотя бы в пределах его крупных составных образований (Общей или Особенной частей) трактоваться одинаково...." *(415). Следовательно, положения ст. 5 УК РФ и гл. 5 УК РФ должны представлять собой единое целое и не противоречить друг другу.
Таким образом, мы полагаем, что нет оснований для исключения принципа вины из системы принципов уголовного законодательства. Более того, как указывают в своей работе В.Н. Кудрявцев и С.Г. Келина, именно на установление признаков субъективной стороны приходится наибольшее число ошибок уголовно-правового характера. Поэтому, по мнению авторов, возведение положений о виновной ответственности в число принципов уголовного права направлено на обеспечение точного соблюдения уголовного закона правоприменительными органами *(416). Так, несмотря на то что в своих постановлениях Верховный Суд не раз обращал внимание на необходимость установления по каждому уголовному делу формы вины, мотивов и целей совершения преступления *(417), суды при вынесении приговоров допускают ошибки, касающиеся субъективной стороны. Например, приговором Тимирязевского районного суда г. Москвы от 27 декабря 2001 г. Орлов был осужден по ч. 1 ст. 105, ч. 3 ст. 213 УК РФ. Верховный Суд РФ в порядке надзорного производства, рассмотрев материалы дела, указал на то, что "исследованные доказательства не подтверждают наличие у Орлова прямого умысла на совершение грубого нарушения общественного порядка и проявление неуважения к обществу при производстве им из охотничьего ружья выстрелов в сторону машины потерпевшего и его друзей. При таких обстоятельствах нельзя признать осуждение Орлова по ч. 3 ст. 213 УК РФ обоснованным, и приговор в этой части подлежит отмене" *(418).
Что же касается недостатков законодательной регламентации данного принципа, то мы полностью согласны с тем, что они существуют и избежать их при формулировании того или иного принципа достаточно сложно. Прежде всего начнем с названия ст. 5 УК РФ.
Следует отметить, что, например, в УК Республики Узбекистан этот принцип получил название "принцип виновной ответственности", в УК Республики Таджикистан - "принцип личной ответственности и виновности", а в Модельном Уголовном кодексе для государств - участников СНГ - "принцип личной виновной ответственности" *(419).
Нам представляется, что прежде всего необходимо определиться с тем, как соотносятся между собой понятия "вина" и "виновность". По этому вопросу в юридической науке до настоящего времени ведется дискуссия, которая, по мнению И.М. Тяжковой, "несправедливо и необоснованно была названа схоластичной и оторванной от реальной жизни" *(420).
Некоторые авторы полагают, что понятия "вина" и "виновность" следует различать. Так, Т.Л. Сергеева указывала, что виновность представляет собой совокупность объективных и субъективных обстоятельств, обосновывающих применение к лицу конкретного наказания, следовательно, термином "виновность" необходимо пользоваться для обозначения общего основания уголовной ответственности, а термином "вина" - для обозначения субъективного ее основания *(421).
По мнению П.С. Дагеля, эти термины идентичны *(422).
Н.С. Таганцев в своем курсе лекций по уголовному праву конца XIX в. использовал термин "виновность", полагая, что она является внутренним моментом понятия преступного деяния *(423).
В отличие от УК РФ в ст. 49 Конституции РФ отмечается, что "каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность (выделено мной. - Е.Ч.) не будет доказана в установленном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда". Из этого положения можно сделать разные выводы: во-первых, если понятия "вина" и "виновность" не совпадают, то в указанных нормативно-правовых актах речь идет о разных явлениях, что, в свою очередь, свидетельствует о существующих между УК РФ и Конституцией РФ разногласиях. Во-вторых, если считать, что понятия "вина" и "виновность" совпадают, то, значит, нет никакого спора о терминах. Нам представляется, что последняя точка зрения выглядит более приемлемой, с той лишь оговоркой, что эти термины однородны, а не тождественны. В данном случае можно, на наш взгляд, провести параллель с понятиями "закон" и "законность".
Иначе говоря, если закон - это "принятый в особом порядке акт законодательного органа, обладающий высшей юридической силой и направленный на регулирование наиболее важных общественных отношений" *(424), то законность - это "принцип, метод, режим формирования и функционирования правового государства и гражданского общества, в основе которых лежит точное соблюдение и исполнение законов всеми государственными и муниципальными органами, общественными объединениями, должностными лицами и гражданами" *(425). В нашем случае если вина - это психическое отношение субъекта к совершенному действию (бездействию) и его последствиям, то виновность - это принцип привлечения лица к уголовной ответственности, в основе которого лежит установление его вины в совершенном преступлении. С такой трактовкой согласно большинство (54,2%) опрошенных нами ученых *(426).
Таким образом, мы полагаем, что ст. 5 УК РФ должна называться "Принцип виновности". В этом случае у нас появится возможность на уровне Кодекса разграничить понятия вины как элемента состава преступления и виновности как принципа уголовного законодательства.
Теперь перейдем непосредственно к анализу законодательной редакции рассматриваемого принципа.
Одна из основных проблем регламентации принципа вины в УК РФ, по мнению некоторых авторов, состоит в том, что, как пишет В.Т. Томин, в ч. 1 ст. 5 УК РФ (подчеркивая неразрывную связь между уголовной ответственностью и уголовным судопроизводством) акцентируется внимание не на наличии вины в действиях лица, а на ее установление *(427).
И.Э. Звечаровский полагает, что "если не ставить знак равенства между тем, что есть, и тем, как это что-то устанавливается, если не отождествлять материально-правовой аспект вины с ее уголовно-процессуальными аспектами, то в тексте уголовного закона приведенную формулировку следовало бы заменить другой: "которые совершены или наступили виновно" *(428).
По мнению Н.А. Лопашенко, в ч. 1 ст. 5 УК РФ необходимо указать: "лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные последствия, в отношении которых имеется его вина" *(429).
И в этом споре опять-таки камнем преткновения, на наш взгляд, является вопрос о понятии уголовной ответственности, а именно о моменте ее возникновения. Следует отметить, что в юридической литературе существуют различные мнения.
Первая точка зрения - уголовная ответственность наступает с момента совершения преступления (В.И. Курляндский, А.А. Пионтковский, И.Я. Козаченко); вторая - с момента применения мер процессуального принуждения (Н.А. Огурцов, А.В. Наумов); третья - с момента привлечения лица к уголовной ответственности (А.Н. Игнатов); четвертая - с момента вступления приговора в законную силу (Н.И. Загородников, В.В. Похмелкин, Н.Ф. Кузнецова) и т.д. В зависимости от того, какого из перечисленных взглядов мы придерживаемся, можно по-разному трактовать ч. 1 ст. 5 УК РФ. Так, если принимать во внимание одну из трех первых точек зрения, то лицо подлежит уголовной ответственности за совершенное преступление и наступившие последствия, в отношении которых имеется его вина. Если же следовать четвертой точке зрения, то уголовная ответственность наступает за общественно опасные действия (бездействие) и наступившие опасные последствия, в отношении которых вина лица установлена приговором суда, вступившим в законную силу.
Последняя позиция нам представляется более приемлемой. Так, в ст. 8 УК РФ закрепляется положение о том, что основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом. В то же время вина является обязательным признаком субъективной стороны состава преступления, а в соответствии с ч. 2 ст. 49 Конституции РФ виновность *(430) устанавливается только вступившим в законную силу приговором суда. Таким образом, мы полагаем, что в ст. 5 УК РФ вполне обоснованно делается акцент именно на установление вины, и, следовательно, в этом аспекте анализируемая норма не нуждается в изменении.
Следующая проблема законодательной регламентации - принцип вины, на которую обращает внимание В.В. Лунеев, состоит в том, что "в ст. 5 УК РФ... говорится о необходимости установления внутреннего отношения субъекта и к действиям (бездействию), и к последствиям. Но такое же отношение следует устанавливать и к отягчающим и квалифицирующим обстоятельствам, и другим юридически значимым признакам состава преступления" *(431). В связи с этим автор предлагает свое определение вины в виде психологической категории как психического отношения лица "к совершаемому им общественно опасному и уголовно противоправному деянию, его общественно опасным последствиям и другим юридически значимым обстоятельствам совершения преступления" *(432).
На наш взгляд, трудно оспорить тот факт, что вменение лицу в вину отягчающих или квалифицирующих обстоятельств, которых он в силу тех или иных причин не предвидел, не мог или не должен был предвидеть, означало бы, в сущности, переход на позиции объективного вменения.
Однако к указанному выше предложению В.В. Лунеева нельзя относиться однозначно.
В теории уголовного права большинством авторов признается следующая формула: "деяние = общественно опасное действие (бездействие) + общественно опасные последствия" *(433). В связи с анализируемой точкой зрения возникает вопрос: а что включает в себя понятие "действие (бездействие)" и где в приведенной выше формуле место для отягчающих или квалифицирующих признаков? Если следовать позиции В.В. Лунеева, то эта формула нуждается в изменении, что неизбежно повлечет за собой необходимость пересмотра и других важных понятий и институтов уголовного права. Прежде чем пойти на такой серьезный шаг, на наш взгляд, следует взвесить все "за" и "против".
В настоящее время прямое требование установления психического отношения лица к тем или иным признакам состава преступления содержится в некоторых постановлениях Пленума Верховного Суда РФ. Так, например, в п. 7 Постановления Пленума ВС РФ от 27 января 1999 г. "О судебной практике по делам об убийстве" *(434) указывается, что п."в" ч. 2 ст.105 УК РФ "надлежит квалифицировать умышленное причинение смерти потерпевшему, неспособному в силу физического или психического состояния защитить себя, оказать активное сопротивление виновному, когда последний, совершая убийство, сознает это обстоятельство (выделено мной. - Е.Ч.)".
В большинстве же случаев мы полагаем, что вменение лицу того или иного квалифицирующего или отягчающего обстоятельства само собой подразумевает обязательное установление виновного отношения лица к указанным обстоятельствам. Так, Б.А. Куринов писал, что "наряду с признаками объекта и объективной стороны преступления содержанием субъективной стороны охватывается психическое отношение виновного к квалифицирующим признакам состава преступления" *(435). Такого же мнения придерживается и А.И. Рарог. Он указывает, что "принцип субъективного вменения означает, что виной субъекта охватываются не только те обстоятельства, являющиеся необходимыми признаками данного состава преступления, но и обстоятельства, имеющие значение квалифицирующих признаков" *(436).
На эту ситуацию можно посмотреть и с несколько другой стороны.
Юридически значимые признаки, которые рассматривает В.В. Лунеев, относятся к различным элементам состава преступления. Например, общеопасный способ - к объективной стороне, мотив национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды - к субъективной стороне. Однако так или иначе эти признаки характеризуют совершаемое лицом общественно опасное действие (бездействие) или наступившие последствия и являются их неотъемлемой составляющей. Мы не можем, например, рассматривать отдельно сам факт убийства и общественно опасный способ, с помощью которого оно было совершено. Г.Л. Кригер по этому поводу указывает, что "поскольку умышленное деяние предполагает осознание лицом общественно опасного характера своих действий, то, видимо, все обстоятельства, влияющие на характер общественной опасности, должны быть известны лицу" *(437).
Получается следующая ситуация. С одной стороны, В.В. Лунеев безусловно прав, указывая на то, что внутреннее отношение субъекта необходимо устанавливать не только к действиям (бездействию) и к последствиям, но также и к отягчающим и квалифицирующим обстоятельствам, и другим юридически значимым признакам состава преступления. С другой стороны, есть основания для того, чтобы отнести эти юридически значимые обстоятельства совершения преступления к понятиям "общественно опасное действие (бездействие)" или "общественно опасные последствия", учитывая тот факт, что все они в той или иной степени характеризуют конкретные действия (бездействие) или последствия, выделяя их из ряда схожих. Таким образом, следует все же согласиться с П.С. Дагелем и Д.П. Котовым, которые отмечают, что "формы вины характеризуют отношение виновного к деянию и вредным последствиям в целом, то есть в целом к совершенному преступлению. Поэтому они не могут рассматриваться только по отношению к одному из признаков, который характеризует какой-либо из элементов состава преступления" *(438). Однако в целом данная проблема еще требует своего детального осмысления.
Как мы уже убедились, понятие вины является в науке уголовного права одним из наиболее сложных. В различные периоды вокруг него формируются всевозможные дискуссии. Еще одним таким дискуссионным представляется вопрос о необходимости введения в формулу вины признака осознания лицом уголовной противоправности своего деяния, что, как считает В.В. Лунеев, приведет к преодолению имеющихся в уголовном праве элементов объективного вменения *(439).
Эта проблема очень остро обсуждается в юридической литературе.
С точки зрения А.И. Гревновой, "если лицо не осознавало и по обстоятельствам дела не могло и не должно было осознавать, что совершаемое им деяние как общественно опасное запрещено уголовным законом под угрозой наказания, то такое деяние может быть признано совершенным невиновно" *(440).
В.Г. Назаренко пишет, что древняя римская презумпция "никто не может отговариваться незнанием закона" вполне уместна в условиях стабильного законодательства и высокой правовой культуры населения. Однако в обстановке постоянной криминализации и декриминализации деяний, которая вызывает у юристов ощущение путаницы законов, а у населения - мнение об отсутствии законов, презумпция знания уголовных законов просто неуместна *(441).
По мнению ряда авторов, на сегодняшний день осознание общественной опасности, как правило, предполагает и осознание противоправности совершаемого деяния *(442). Это, как пишет Н.А. Лопашенко, в большей степени касается преступлений "традиционных видов, в основе которых лежит нарушение, например, библейских заповедей "не убий", "не укради" *(443). Однако далее автор отмечает, что "настала пора предусмотреть для составов преступлений, в основе которых лежит нарушение установлений других правовых отраслей, в формуле вины наряду с осознанием общественной опасности своего деяния также осознание его противоправности" *(444). Такого же мнения придерживается и И.А. Гревнова, указывая, что к таким деяниям необходимо относить, например, "деяния, либо недавно включенные в уголовное законодательство, либо совершение которых ограничено какой-то особой сферой деятельности, либо диспозиция статей которых носит бланкетный характер и для их осознания необходимы специальные знания или освоение дополнительных нормативных актов" *(445).
Это предложение не является новым для теории уголовного права. Например, Н.С. Таганцев, рассматривая разные варианты случайности посягательства, которые, по его мнению, исключают всякую виновность и ответственность, выделял такой вид случайности, как невозможность предвидения. Суть последней заключалась в том, что "обвиняемый в нарушении полицейского запрета может сослаться на случайность нарушения, если он, несмотря на все свое доброе желание, не мог узнать о существовании нарушенного им запрета, когда, например, запрет оставался секретным" *(446).
Нам представляется, что указанная выше точка зрения, бесспорно, заслуживает внимания, однако, с другой стороны, возникает целый ряд вопросов. Во-первых, не приведет ли такое нововведение к тому, что лица, совершившие преступления, будут иметь реальную возможность избежать уголовной ответственности, сославшись на незнание закона? (Положительный ответ на данный вопрос дали 38,7% опрошенных ученых *(447)) Во-вторых, кто будет устанавливать круг преступлений, по которым кроме общественной опасности необходимо еще и осознание его противоправности? Если, предположим, возложить данную обязанность на суд, то не приведет ли это к судебному произволу; если же указать такие преступления в УК РФ, то какой критерий отнесения деяний к этой категории установить? И, в-третьих, авторы в большинстве своем говорят о составах с так называемыми бланкетными диспозициями, т.е. о тех, преступное поведение в рамках которых есть нарушение определенных установлений (правил, норм и т.д.) других правовых отраслей *(448). Однако такие составы зачастую предусматривают возможность совершения преступлений только специальными субъектами (ст. 143, 246-251, 340-344, 349-352 УК РФ и др.), которые в силу своих служебных или иных обязанностей должны соблюдать указанные установления и правила, а следовательно, и знать их.
Таким образом, мы полагаем, что, несмотря на всю привлекательность идеи о необходимости введения в формулу вины признака осознания лицом уголовной противоправности своего деяния, это положение не следует внедрять в УК РФ. Лицо, совершающее преступление, должно осознавать его общественную опасность, а не его противоправность, так как "все предусмотренные Уголовным законом деяния обладают общественной опасностью" *(449). Н.Д. Сергиевский писал, что элементами умысла являются "сознание совершаемого, предвидение последствий, сознание противозаконности. Из них этот последний элемент в положительном праве признается всегда присущим всякому лицу, обладающему способностью к вменению..." *(450).
Не меньше споров на сегодняшний день вызывает положение, сформулированное в ч. 2 ст. 5 УК РФ, которое гласит, что "объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается".
По мнению В.Д. Филимонова, это положение "имеет необоснованно односторонний характер. Не допускается не только объективное, но и субъективное вменение, т.е. ответственность за несовершенное лицом общественно опасное деяние и за не причиненные им общественно опасные последствия, иными словами, за одно лишь намерение совершить общественно опасное деяние, за "преступный образ мыслей" и т.п." *(451).
Основная проблема в данном случае, на наш взгляд, заключается в неоднозначном определении самого понятия "субъективное вменение".
Так, ряд авторов считают, что термин "субъективное вменение" означает не что иное, как привлечение к уголовной ответственности только за виновное совершение общественно опасного деяния *(452). Например, М.П. Карпушин и В.И. Курляндский в связи с этим пишут, что "логично было бы сказать, что принцип субъективного вменения в противовес принципу объективного вменения заключается в установлении ответственности за чистую вину, т.е. за преступное намерение, мысль совершить преступление, даже если она не объективизировалась в совершении общественно опасного деяния.... Принцип субъективного вменения в буквальном его понимании должен быть отвергнут так же, как и принцип объективного вменения. Однако о субъективном вменении в уголовном праве говорят в другом смысле, а именно о вменении в ответственность только того общественно опасного деяния, которое причинено виновно: умышленно или по неосторожности" *(453). Схожего мнения придерживается В.В. Мальцев, он полагает, что "наличие законодательного определения этого принципа и нормативного закрепления объективного вменения как ответственности за невиновное причинение вреда действительно устраняют необходимость и возможность употребления выражения "субъективное вменение" в ином, нежели в противоположном понятию "объективное вменение", значении" *(454).
Несколько другой аспект отражает в своей работе Н.А. Лопашенко. По ее мнению, термин "субъективное вменение" является не очень удачным, поскольку "может быть истолкован совершенно иначе, а именно как вменение в зависимости от субъективных усмотрений правоприменителя, или как вменение только в зависимости от умысла или неосторожности, без учета объективных обстоятельств" *(455).
Проанализировав все изложенные выше позиции, можно сделать некоторые выводы. Во-первых, так как мы не можем в теории уголовного права прийти к единому значению понятия "субъективное вменение", нельзя использовать данный спорный термин в тексте уголовного закона, это приведет лишь к дальнейшей путанице. Во-вторых, для того чтобы исключить саму необходимость поиска понятия, полярного "объективному вменению", последнее не следует использовать в УК РФ, тем более что от этого смысл ч. 2 ст. 5 УК РФ не изменится *(456). В-третьих, что касается предложения В.Д. Филимонова о дополнении рассматриваемой уголовно-правовой нормы положением о том, что не допускается привлечение лица к уголовной ответственности "за несовершенное... общественно опасное деяние и за не причиненные им общественно опасные последствия, иными словами, за одно лишь намерение совершить общественно опасное деяние, за "преступный образ мыслей" и т.п.", то нам представляется, что эта аксиома нашла свое отражение в ч. 1 ст. 5 УК РФ, где указывается на то, что "лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия (выделено мной. - Е.Ч.), в отношении которых установлена его вина".
Таким образом, мы считаем, что ч. 2 ст. 5 УК РФ могла бы выглядеть следующим образом: "Уголовная ответственность за невиновное причинение вреда не допускается".
Полагаем, что вопрос о законодательной регламентации принципа вины был бы рассмотрен неполно без анализа принципа личной ответственности, который тесно связан с первым, и, по мнению некоторых авторов, необоснованно не нашел своего закрепления в нормах УК РФ *(457). Так, С.Г. Келина и В.Н. Кудрявцев указывают, что при детальном рассмотрении данного принципа "можно обнаружить, что он включает по меньшей мере три элемента. Во-первых, этот принцип означает, что преступлением признается акт поведения, совершенный конкретным физическим лицом - индивидом, а не коллективом или иной социальной общностью. Во-вторых, лицо отвечает в уголовно-правовом порядке лишь за то, что было причинено его собственными действиями (бездействием). В-третьих, наказание за преступление имеет личный характер, т.е. должно распространяться только на лицо, его совершившее" *(458).
Первое из названных положений, по справедливому утверждению Е.Ю. Пудовочкина и С.С. Пирвагидова, является составной частью принципа вины. С точки зрения авторов, "в настоящий период можно констатировать, что наличие психологических аспектов в институте вины является бесспорным... Из этого следуют как минимум два требования принципа вины: ответственности в уголовно-правовом порядке подлежат исключительно физические лица, а среди них - только те, кто обладает сознанием и волей" *(459). Так, в ст. 5 УК РФ, законодатель при формулировании принципа вины использует термин "лицо". В Толковом словаре русского языка данный термин имеет в том числе такое общеупотребительное значение, как "человек, личность" *(460). Таким образом, можно предположить, что в этой статье презюмируется возможность уголовной ответственности за общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия только физических лиц *(461). Это утверждение находит свое отражение и в иных статьях УК РФ. Так, ст. 19 УК РФ предусматривает, что уголовной ответственности подлежит только физическое лицо, достигшее возраста, установленного настоящим Кодексом.
Что касается второго положения, по мнению С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцева, входящего в принцип личной ответственности, то мы должны вновь согласиться с Е.Ю. Пудовочкиным и С.С. Пирвагидовым, которые указывают на его несостоятельность "ввиду обособленного существования в УК норм об ответственности лица, отдавшего незаконный приказ, за совершенное в его исполнении преступление, об ответственности организаторов организованных преступных групп за все совершенные группой преступления, если они охватывались их умыслом" *(462). Сюда же можно отнести посредственное причинение, когда исполнителем в соответствии с ч. 2 ст. 33 УК РФ признается в том числе лицо, совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, предусмотренных УК РФ.
Третье из рассматриваемых положений, суть которого состоит в том, что "наказание за преступление имеет личный характер, т.е. должно распространяться только на лицо, его совершившее", несмотря на свою очевидность, не всегда соблюдается в действующем уголовном законе. Так, в соответствии с изменениями, внесенными в ст. 88 УК РФ Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ, штраф, назначенный несовершеннолетнему осужденному, по решению суда может взыскиваться с его родителей или иных законных представителей с их согласия. Хотя, по справедливому утверждению Н.И. Загородникова, принцип личной ответственности подразумевает, что "уголовная ответственность всегда связана с конкретным лицом и не может быть переложена на другого человека: ни на родителей, опекунов, супругов, ни на общественные организации, юридические лица, хотя бы они добровольно согласились претерпеть правовые последствия преступления" *(463). Нам представляется, что это весьма важное положение, направленное на достижение целей уголовного наказания, сформулированных в ст. 43 УК РФ. М.Д. Шаргородский писал: "цели уголовного права могут быть достигнуты только тогда, когда ответственности подлежит лишь то конкретное лицо, которое виновно в совершении общественно-опасного действия (преступления). Советское уголовное право не признает ответственности за чужое деяние, поэтому исключается ответственность юридических лиц, родителей за детей и детей за родителей, супругов друг за друга и т.д." *(464).
Таким образом, чтобы исключить саму возможность появления подобного рода норм в УК РФ, на наш взгляд, необходимо законодательное указание на то, что уголовная ответственность за совершение преступления должна распространяться только на лицо, его совершившее. Однако потребности в формулировании самостоятельного принципа личной ответственности мы не видим. Целесообразно было бы дополнить уже существующий принцип вины (ст. 5 УК РФ) частью третьей следующего содержания: "Наказание и иные меры уголовно-правового характера применяются только к лицу, непосредственно или в порядке посредственного причинения совершившему преступление".
И в итоге, как следствие сказанного выше, полагаем, что необходимо исключить из ч. 2 ст. 88 УК РФ положение о том, что "штраф, назначенный несовершеннолетнему осужденному, по решению суда может взыскиваться с его родителей или иных законных представителей с их согласия".
Таким образом, в результате законодательное определение принципа вины может быть сформулировано так.
Статья 4. Принцип виновности
1. Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина.
2. Уголовная ответственность за невиновное причинение вреда не допускается.
3. Наказание и иные меры уголовно-правового характера применяются только к лицу.... непосредственно или в порядке посредственного причинения совершившему преступление.

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Гревнова Ирина Александровна. Вина как принцип уголовного права Российской Федерации: диссертация... кандидата юридических наук: 12.00.08.- Саратов, 2001.- 182 с.: ил. РГБ ОД, 61 02-12/173-6

Введение

Глава 1. Понятие и форма правового принципа .

1. 1. Понятие правового принципа 9-35

1. 2. Понятие и форма уголовно-правового принципа.. 36-52

Глава 2. Содержание и уровни реализации уголовно-правового принципа вины .

2. 1. Понятие и содержание вины 53-114

2. 2. Понятие, содержание и уровни реализации уголовно- правового принципа вины 115-157

Заключение 158-160

Библиография 161-182

Введение к работе

Актуальность темы диссертационного исследования. Конституция Российской Федерации провозглашает Россию демократическим правовым государством и определяет человека, его права и свободы в качестве приоритетных ценностей. Это означает, что человек во взаимоотношениях с другими членами общества, соответствующими организациями, учреждениями, предприятиями, государством в целом наделяется правами и строго определенными юридическими обязанностями. В свою очередь, организации, учреждения, предприятия, их должностные лица, государство в целом во взаимоотношениях с людьми также наделяются юридическими обязанностями и строго определенным комплексом прав. Такая правовая системность создает механизм, который позволяет, во-первых, обеспечивать приоритетность интересов человека и гражданина, его права и свободы; во-вторых, осуществлять контроль со стороны государства за качеством реализации обозначенного постулата, его организациями, предприятиями, учреждениями их должностными лицами и иными служащими, а обществу - за государством, принявшим на себя конституционную обязанность по формированию правового и демократического государства, в котором человек с его правами и свободами поставлен во главу угла; в-третьих, выявлять и давать соответствующую правовую оценку всем случаям преступного причинения вреда личности, обществу и государству.

Такого рода механизм образуется всей правовой системой Российской Федерации, значительная роль в которой, принадлежит уголовному праву.

Уголовное право опосредованно, а в некоторых аспектах непосредственно обеспечивает решение многих названых выше интересов, задачей которого и выступает охрана личности, общества и государства от преступных посягательств. Вместе с тем охрака в демократическом, правовом государстве должна осуществляться таким образом, чтобы права и свободы человека и гражданина, законные интересы общества и государства, с одной стороны, не подвергались преступному воздействию, с другой - лица, совершившие общественно опасное деяние должны быть ограничены в своих правах и свободах, но только в случаях установления их вины в содеянном. Только в этой ситуации ограничение гражданина в его правовом статусе воспринимается и самим преступником, и обществом в целом как закономерный шаг государства. Вина, в определенном смысле, выступает моральным и правовым основанием привлечения лица к уголовной ответственности. Именно это, по нашему мнению, и побудило законодателя, возвести вину в принцип.

В настоящее время, как известно, в УК России сконструирована норма, регламентирующая принцип вины (ст. 5 УК РФ). В норме отмечается: «1. Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. 2. Объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается».

Представленный законодательный вариант принципа вины сам по себе подчеркивает его исключительную важность. Вместе с тем целый ряд его аспектов, в той или иной мере, влияющих на эффективность решения уголовно-правовых задач по охране личности, общества и государства от преступных посягательств, предупреждения преступлений, непосредственно в норме, определяющей принцип вины, не заложены, хотя, как представляется, потребность в этом испытывает и законодательная практика, и теория уголовного права, и судебная практика. Речь идет о понятии принципа вины, его форме, содержании, месте его законодательного закрепления и ряде других. В связи с этим предпринятая диссертантом попытка решения перечисленных аспектов, заявленной проблемы, видится исключительно актуальной.

Степень разработанности темы. В юридической литературе проблемы принципов уголовного права и вины, в том числе на уровне принципа, в разное время рассматривались в работах: Н.А. Беляева, Я М. Брайнина, Н.В. Васильева, Н.И. Ветрова, Г.Б. Виттенберга, Е.В. Ворошилина, P.P. Галиакбарова, А.А.

Герцензона, Ф.Г. Гилязева, П.С. Дагеля, Ю.А. Демидова, Н.И. Загородникова, Г.А. Злобина, И.И. Карпеца, В.А. Квашиса, С.Г. Келиной, Г.А. Кригера, В.Н. Кудрявцева, Н.Ф. Кузнецовой, А.В. Куликова, И. Лекшаса, В.В. Лунеева, Н.В. Лясса, В.В. Мальцева, Б.С. Маньковского, А.В. Наумова, Б.С. Никифорова, А.А. Пионтковского, А.Н. Попова, Б.Т. Разгильдиева, А.И. Рарога, С.Н. Саба-нина, А.Б. Сахарова, К.Ф. Тихонова, В.И. Ткаченко, A.M. Трухина, Б.С. Утев-ского, П.А. Фефелова, М.Д. Шаргородского, С.А. Шоткинова, М.Л. Якуба, В.А. Якушина и др.

Тем не менее, до сего времени многие очень важные стороны принципа вины, либо не исследовались вовсе, либо их исследование проводилось до его законодательного закрепления в Уголовном кодексе Российской Федерации. В этом ряду находятся проблемы: понятия принципа вины, содержание, его форма и реализация, место расположения в уголовном законодательстве России.

Целью исследования является разработка понятия принципа вины, формы его выражения и законодательного закрепления в уголовном праве, установление содержания названного принципа и его реализация.

Для достижения поставленной цели определены следующие задачи исследования: разработка общего понятия правового принципа в современном российском праве, определения его признаков; отграничение понятия принципа от других смежных правовых категорий и понятий; формулирование понятия принципа уголовного права; определение формы выражения и законодательного закрепления принципов уголовного права Российской Федерации вообще и принципа вины в частности; изучение философских, историко-правовых аспектов проблемы принципа вины; раскрытие содержания принципа вины, исследование понятия вины, ее форм; выявление механизма реализации принципа вины в уголовном праве.

Объектом исследования являются теоретические и практические проблемы уголовно-правового принципа вины, решение которых повышает эффективность уголовно-правовой охраны личности, общества и государства от преступных посягательств.

Предметом исследования выступают соответствующие положения философии, общей теории права, международного, конституционного, уголовного права, уголовного законодательства дореволюционной России, советского и постсоветского периодов, ныне действующего Уголовного кодекса РФ, уголовного законодательства некоторых зарубежных стран, по изучаемой проблеме.

Методологическую основу диссертационного исследования составляют общенаучные методы познания: диалектический, системного анализа, а также частно-научные методы: догматический, исторический, логический, логико-юридический, сравнительно-правовой и др.

Положения и выводы диссертации основываются на нормах Конституции Российской Федерации, соответствующих международно-правовых актах, уголовном, уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации, иных нормативных актах.

Теоретическую основу исследования составили труды отечественных и зарубежных ученых, затрагивающие различные аспекты исследуемой проблемы, а также публикации в научных изданиях и периодической печати, освещающие исследуемую проблему.

Кроме того, проанализировано уголовное законодательство США, Англии, Германии и ряда других стран по изучаемой проблеме.

Научная новизна исследования выражается в предпринятой автором попытке определения понятия уголовно-правового принципа Российской Федерации вообще и принципа вины в частности, формы его выражения и законодательного закрепления, наполнения содержанием принципа вины и его реализации.

Основные положения, выносимые на защиту. В проведенном исследовании обосновываются и выносятся на защиту следующие наиболее важные положения:

1. Понятие и содержание правового принципа.

2. Понятие и содержание уголовно-правового принципа.

3. Определение и закрепление принципов в преамбуле Уголовного кодекса Российской Федерации.

4. Понятие и содержание уголовно-правового принципа вины.

5. Включение в содержание принципа вины определение понятия вины.

6. Включение в содержание принципа вины презумпции невиновности.

7. Реализация принципа вины на законодательном и правоприменительном уровнях.

Теоретическое и практическое значение исследования состоит в том, что оно вносит определенный вклад в теорию уголовного права по вопросам определения места и роли принципов в уголовно-правовой системе, раскрывает содержание и форму уголовно-правового принципа вины и порядка его реализации в правотворческой и правоприменительной деятельности. Практическая значимость исследования заключается в том, что сформулированные выводы и рекомендации могут быть востребованы законодательной и судебно-следственной практикой, учебным процессом при подготовке юристов по специальностям «Юриспруденция» и «Правоохранительная деятельность», а также в переподготовке и повышении квалификации работников правоохранительных органов и суда.

Апробация результатов диссертационного исследования. Результаты исследования представлены на научно-практических конференциях Саратовского юридического института МВД РФ, на научно-практическом семинаре «Разграничение полномочий по предмету совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации» Саратовской Государственной

Академии права, на учебно-методическом совете Поволжского регионального юридического института СГАП, заседаниях кафедры уголовного права и криминологии СЮИ МВД РФ.

Основные идеи и положения, содержащиеся в работе, отражены автором в трех публикациях.

Структура и объем диссертации определяется целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, объединяющих четыре параграфа, заключения и библиографии. Работа выполнена в соответствии с требованиями ВАК. Объем диссертации составляет страниц.

Понятие правового принципа

В условиях формирования в Российской Федерации правового государства возрастает роль права - основного и универсального регулятора общественных отношений. Перед всеми отраслями права стоит единая задача - способствовать развитию демократического государственного и общественного строя. Эта программа обеспечивается решением специфических отраслевых правовых задач. Для уголовного права таковыми являются охрана личности, её свобод, собственности, природной среды, общественных и государственных интересов, а также мира и безопасности человечества1. Из этого исходит теория уголовного права и действующее уголовное законодательство2. Претворение названных задач в жизнь осуществляется путем определения, какие общественно опасные деяния являются преступлением, и какое наказание ожидает лиц, их совершивших3. Вопросы же преступности и наказуемости деяний находятся в центре уголовно-правовой политики. Они принципиально важны для любого государства. Признание того или иного деяния настолько опасным, что необходимо введение государственного принуждения в отношении лиц, его совершивших, выбор таких мер, которые бы гарантировали реальную безопасность, носят политический характер, поскольку относятся к одним из основных средств поддержания, укрепления, развития существующих государственных и общественных институтов. В них наиболее последовательно воплощается воля личности и воля всего народа.

Для разрешения и обеспечения реализации этих базисных уголовно- правовых вопросов государству, обществу необходимо официально их зафиксировать, придать им определенную форму и соответствующее содержание. Всему этому должно предшествовать исследование соотношения между государством и правом, именно они в процессе своего функционирования находятся в сложном взаимодействии, во взаимной двусторонней связи, во взаимной зависимости.

Исторически государство и право возникают одновременно в результате разложения родового строя и перехода общества в более высокое, качественное состояние. Гносеологические корни у них едины. Они заключаются, прежде всего, в экономической необходимости. «На известной, весьма ранней ступени развития общества, - отмечал Ф. Энгельс, - возникает потребность охватить общим правилом повторяющиеся изо дня в день акты производства, распределения и обмена продуктов, позаботиться о том, чтобы отдельный индивид подчинился общим условиям производства и обмена. Это правило, в начале выражающееся в обычае, становится затем законом. Вместе с законом необходимо возникают и органы, которым поручается его соблюдение, - публичная власть, государство»1.

Если государство, по Томасу Гоббсу, возникает из необходимости защиты всех против всех2, то право создает юридические механизмы для этого. Они объективно нужны друг другу, развиваются вместе, поэтому их нельзя рассматривать изолированно. Право без государства утратило бы свою твердую опору, а государство без права не могло бы четко и эффективно функционировать. Это два наиболее прочных столпа власти. Вот почему «господствующие при данных экономических отношениях индивиды должны конституировать свою силу в виде государства, а своей воле необходимо должны придать... всеобщее выражение в виде государственной воли, в виде закона.. .»3.

В то же время государство и право - самостоятельные явления, и их отождествление недопустимо, дистанция между ними всегда сохраняется. По образному замечанию М.А. Аржанова, «государство и право ни на минуту не остаются... наедине, с глазу на глаз» . Государственное и правовое развитие -единый процесс, но в рамках этого процесса могут быть несовпадения, противоречия, вызываемые главным образом субъективными факторами.

В 1960 годах в юридической литературе возник философский спор относительно природы связей между государством и правом. По мнению одних ученых, эти связи носят лишь функционально-координационный характер (Л.С. Явич, B.C. Петров); по мнению других - причинно-следственный (В.Е. Гулиев, Э.В. Кузнецов, Н. Неновски, А.А. Кененов). В первом случае основным аргументом выдвигалось то, что государство не является конечным источником права и, следовательно, эти явления не находятся в отношениях причины и следствия; во втором - подчеркивалось, что зависимость между государством и правом не может трактоваться в отрыве от общей теории причинности2.

Между государством и правом могут возникать расхождения, коллизии, например, в целях и методах. Это объясняется тем, что государство и право в некотором роде - «антиподы», их позиции не во всем совпадают. Власть имеет тенденцию к неограниченности, выходу из-под контроля, она тяготится всякой внешней связанностью, зависимостью, а право стремится умерить эти поползновения, «обуздать» амбиции власти, «поставить ее на место», ввести в юридические рамки3. Как заметил С.С. Алексеев, «право существует и развивается в известном противоборстве с государством... Оно - мощный антитоталитарный фактор»4. Подобная конфронтация в той или иной форме наблюдается во всех обществах, где действуют государственная власть и право. Они как бы - «противовесы» по отношению друг к другу1. Между этими двумя социальными институтами заложено генетическое противоречие: государство и право олицетворяют различные измерения жизни - государство опосредует всеобщий интерес (средствами политики), а право - это «сфера выражения особых интересов граждан, социальных общностей, общественных организаций» .

Право не только исторически обусловленная, но и динамическая система. Смена социально-экономических формаций, изменения социальной структуры общества, идеологии и психологии составляющих его слоев и групп, политическая борьба - все это обусловливало качественные изменения содержания права, его институтов и норм. И вместе с тем можно констатировать идущую от античности тенденцию все более последовательного отражения в теории права, его принципах, нормах и институтах идеи справедливости, сбалансированного отражения свободы и ответственности.

По замечанию Ф. Энгельса, говорить о праве вообще нельзя, не затрагивая вопроса о соотношении необходимости и свободы. Это высказывание полностью соотносится с классическими суждениями Томаса Гоббса об основном смысле права: «Не делай другому того, чего не хотел бы, чтобы делали тебе»4; категорическим императивом Иммануила Канта, предусматривающим поступать так, «чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом»5; мнением Гегеля отметившим, что заповедь права гласит: «Будь лицом и уважай других в качестве лиц»1.

Право - носитель ведущих социальных ценностей общества. Оно в определенной мере отражает отдельные моральные требования, как бы ставя их под свою защиту. Право содержит ориентиры для политики, построения и реализации целей, выбора средств. Право устанавливает и границы одобряемой или допускаемой обществом политической деятельности (например, запрещает под угрозой наказания использование в ней любых форм насилия). Отсюда между правом и политикой могут возникать не только отношения инструментального взаимодействия, но и конфликтные отношения.

Понятие и форма уголовно-правового принципа

Каждая отрасль права, включая и уголовное право, строится на основе системы правовых принципов, руководящих начал, пронизывающих всю систему норм данной отрасли права и определяющих содержание ее важнейших институтов и норм. Отраслевые правовые принципы есть, с одной стороны, проявление в данной отрасли права общих принципов права, а с другой - концентрированное отражение особенностей предмета и метода правового регулирования этой отрасли права. Они являются не просто правовыми требованиями и идеями общества, а закреплены законодательно.

Законы вообще, и уголовный закон, в частности, должны создаваться, изменяться и применяться, исходя из общечеловеческих ценностей: свободы, равенства, справедливости, гуманизма. Все эти положения были выработаны человечеством за время его развития, и любое отступление от них чревато превращением уголовного закона из гаранта безопасности в детонатор общественного произвола. Указанные основные начала и ценности выражены в важнейшем институте уголовного права - его принципах1.

Главной целью действующего УК РФ определена охрана прав и свобод человека и гражданина (ч.1. ст.2). Соответственно, Особенная часть на первое место ставит защиту от преступных посягательств основных человеческих ценностей: жизнь, здоровье, свободу. Таким образом, охрана общечеловеческих ценностей впервые закреплена в нашем уголовном законе и в системе принципов, сформулированных в самостоятельных статьях (ст. ст. 3-8 УК РФ)2.

На самостоятельное значение принципов в структуре права уже обращено внимание в литературе. На первый взгляд, казалось бы, принципы права охватываются понятием нормативно юридического предписания, то есть они формулируются в виде особых норм-принципов. В действительности же понятие нормы не перекрывает понятия принципа. Принципы имеют значение особого звена структуры права, пронизывают содержание права на всех уровнях его построения, все элементы правовой системы.

С учетом той роли, которую играют принципы в структуре права, нуждается в дальнейшем уточнении их форма выражения в уголовном праве, то есть размещение и закрепление уголовно-правовых принципов в УК РФ. Для разрешения этой проблемы необходимо обратиться к природе уголовно-правового принципа, выяснить существует ли различие между принципами уголовного права и правовыми принципами.

В уголовно-правовой литературе существует четыре точки зрения на понятие «принципы уголовного права». Согласно первой точке зрения, принципов уголовного права понимаются как своего рода идеи (основополагающие, руководящие), сформулированные законодателем1 или выводимые из смысла норм уголовного права. Согласно второй, принципы уголовного права - это исходные, основополагающие начала, основы уголовного права3. Согласно третьей, под принципами уголовного права понимаются и идеи, и начала (основы)4. Авторы, придерживающиеся четвертой точки зрения, определяют принципы уголовного права как закрепленные в законе наиболее общие, руководящие положения, закрепленные в правовых нормах, руководящие идеи по узловым вопросам уголовного права и процесса и лежащие в основе всей системы уголовно-правовых и процессуальных норм5.

Определение принципов уголовного права посредством понятия «начало» также, на наш взгляд, неправильно, так как этот же термин уже применяется в УК РФ в статье 60, где говорится об «Общих началах назначения наказания»3. Неверно и определение принципов уголовного права посредством понятия «основа», так как не каждая основа права является его принципом. Кроме того, нельзя определять понятие принципы (то есть начала) права через это же понятие «начала», так как это будет тавтологией - грубейшей логической ошибкой.

Что касается третьей точки зрения, согласно которой принципы - это идеи и основы (начала права), то все вышесказанное в полной мере можно отнести и к ней. Необходимо только добавить, что правомерность отождествления понятий «идея» и «начало» («основа»), на наш взгляд, ни на чем не основана, так как они не имеют единого логического основания.

В четвертой точке зрения в определении принципов уголовного права выступают «положения» и тут же, через запятую «идеи». Очевидно, автор также отождествляет принципы с идеями, закрепленными в нормах права.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что определения «принципы уголовного права», имеющиеся в литературе, недостаточно точно отражают сущность принципов уголовного права и с этой точки зрения нуждаются в совершенствовании.

В юридической литературе, посвященной принципам уголовного права, исследователи часто ограничиваются только констатацией того, что присуще всем принципам права. Так, например, М.Д. Шаргородский писал: «Принцип -это основное, исходное положение какой-либо теории, учения, науки и так далее».

Е.А. Смирнов считает, что принципами уголовного права являются руководящие начала, основные идеи, выраженные в его нормах и определяющие его содержание и форму1. Г.А. Кригер говорит о том, что правовые принципы - это вытекающие из социально-экономической природы общественного строя и закрепленные в праве идеологические, политические и нравственные (руководящие идеи), определяющие направленность, характер и объем правового регулирования общественных отношений2. Общим для этих определений является то, что в них ярко выражен общеправовой характер, специфика же уголовно-правовых принципов в них не показана.

Понятие и содержание вины

Проблема вины занимает одно из ведущих мест в уголовном праве. Вина является основным признаком субъективной стороны состава преступления, виновность - одним из признаков преступления и играет большую роль для квалификации преступлений, ответственность за которые наступает в зависимости от формы вины.

Вина в уголовно-правовом смысле - это психическое, субъективное отношение лица к совершаемому им деянию и его последствиям. В ней воплощена целостная характеристика преступления, и потому она выступает обязательным (необходимым и достаточным) основанием уголовной ответственности. Еще в римском праве существовало правило sine culpa поп est aliguis puniendus (никого нельзя наказывать без вины), а также множество подтверждающих его афористических изречений римских юристов. Тем самым можно сделать вывод, что еще древние римляне исходили из принципа вины (виновного вменения). В то же время из истории известно, что первоначально ответственность (в том числе и уголовная) строилась на противоположном ему принципе объективного вменения, то есть возложения наказания за причинение общественно опасных последствий независимо от характера психического к ним отношения. Как указывает Н.С. Таганцев, «требование виновности как условия наказуемости далеко не всегда признавалось уголовными законодательствами. В истории права мы встречаем на это различные ответы, стоящие в зависимости от культуры народа, от свойств его юридического мышления. Так, в эпоху более отдаленную, в древнейшем праве, мы всюду встречаемся с периодом так называемого объективного вменения: примитивная мысль не шла далее внешнего явления, не доискивалась бытия виновности, ее оттенков; оттого не только не различалось умышленное и неосторожное причинение вреда, но к ним приравнивались и случайные повреждения. Но постепенно к фактическому вменению присоединяется, как его дополнение, вменение моральное. Во внешнем вреде ищут проявления внутренней виновности действующего; в направлении его воли, в его недостаточной заботливости, о поддержании господства юридического порядка видя основу ответственности - in malcliciis voluntas, поп rerum exitus»(B преступлениях важнее намерение, чем результат)1. В науке русского уголовного права принцип субъективного вменения постулировался еще в начале XIX в. Так, О. Горегляд, определяя понятие преступления, указал, что оно «есть деяние противозаконное, умышленное и при этом вредное государству или частным людям». Неумышленное, то есть последовавшее случайно, без всякого участия умысла и воли лица, деяние «не вменяется как преступление»2.

Изучение исторических источников позволило Г.А. Злобину сделать вывод, что практика виновного вменения сложилась значительно раньше, чем развернутое законодательное закрепление и доктринальная разработка принципа ответственности за вину. В то же время «в практике и в общественном сознании представления об ответственности за вину, видимо, долгое время уживались с признанием правомерности объективного вменения»3. В России законодательное закрепление принципа ответственности за вину произошло в середине XVII в. в Уложении царя Алексея Михайловича (Соборном уложении 1649 года), хотя зачатки субъективного (виновного) вменения встречаются еще в Русской Правде. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года и Уголовное уложение 1903 года уже прочно основываются на принципе виновного вменения. Так, Уложение о наказаниях (ст. 7) провозглашало, что «зло, сделанное случайно, не только без намерения, но и без всякой со стороны учинившего оное неосторожности, не считается виною», а Уголовное уложение 1903 года эту же мысль в ст. 42 отражало следующим образом: «Не вменяется в вину преступное деяние, коего учинивший не мог предвидеть или предотвратить». Однако наряду с этим русское дореволюционное уголовное право допускало в известном объеме объективное вменение1.

Лозунг персональной ответственности был, выдвинут в период французской буржуазной революции. «Жестоко подвергать невинных бесчестью, которому подлежат лишь злодеи; всякое бесчестящее наказание должно, следовательно, быть личным»,- писал Ж.П. Марат2.

Советский уголовный закон с первых лет своего существования прочно встал на путь преемственности принципа виновного вменения. Подтверждение тому - многочисленные декреты Советской власти, в которых постоянно говорится об ответственности за те или иные преступные деяния при наличии вины. Например, декрет СНК РСФСР от 8 мая 1918 года «О взяточничестве» устанавливал уголовную ответственность лиц, «виновных в принятии взяток», а также «виновных в даче и хранении огнестрельного оружия и обращении с ним» предписывал привлекать к судебной ответственности лиц, «виновных в совершении указанных ниже деяний» (далее следовал перечень умышленных и неосторожных преступлений). Но в «Руководящих началах по уголовному праву РСФСР», принятых постановлением НКЮ 12. 12. 1919 года, понятие вины не раскрывается. Однако в ст. 12 п. 3 «Руководящих начал» указывалось, что при определении меры наказания в каждом отдельном случае необходимо выяснить «обнаружено ли совершающим деяние заранее обдуманное намерение... или деяние совершено в состоянии запальчивости, по легкомыслию и небрежности».

Отказ от раскрытия понятия вины в «Руководящих началах» 1919 года объясняется тем, что понятие вины рассматривалось как институт, порожденный идеалистической философией, буржуазным государством и правом.

Подобные тенденции в законодательстве и науке были не долговечны. Последовательно придерживались принципа виновного вменения УК РСФСР 1922 года и 1926 года, уголовные законы других союзных республик, а также официальная судебная практика. Характерно, например, что Верховный Суд СССР, добиваясь правильного применения законодательства о государственных преступлениях, 2 января 1928 года принял постановление «О прямом и косвенном умысле при контрреволюционном преступлении». Сам факт этого постановления говорит, как будто, в пользу отстаивания высшей судебной инстанцией страны принципа субъективного вменения. Однако разъяснение о том, что контрреволюционные действия имеют место и тогда, «когда совершивший их хотя и не ставил прямо контрреволюционную цель, однако, сознательно допуская наступление общественно опасных последствий своих действий, должен был их предвидеть»1, фактически расширяет пределы вины, и прокладывает путь к объективному вменению.

Понятие, содержание и уровни реализации уголовно- правового принципа вины

Принцип вины предполагает неразрывную взаимосвязь субъективных и объективных признаков преступления. С одной стороны, лицо может нести уголовную ответственность лишь за те свои желания и намерения, которые реально воплотились в общественно-опасных действиях (бездействии). С другой стороны, никакие вредные для общества действия (бездействие) и их последствия не могут служить основанием уголовной ответственности, если они не сопровождались психическим отношением лица к своему поступку. Таким образом, вина реально существует в определенных законодателем формах и видах.

Форма вины - это установленное уголовным законом определенное взаимоотношение (сочетание) элементов сознания и воли совершающего преступление лица, характеризующее его отношение к деянию1.

Уголовное законодательство предусматривает две формы вины - умысел и неосторожность. В УК РФ (ст. 25 УК) впервые закреплены теоретические положения уголовного права о делении умысла на два вида: прямой и косвенный.

Первым общим признаком обоих видов умысла по действующему законодательству является осознание лицом общественной опасности своих действий (бездействия). Как и предшествующее уголовное законодательство России, УК РФ 1996 года прямо не включает в формулу умысла осознание уголовно-правовой противоправности, являющейся, по нашему мнению, юридически более точным выражением общественной опасности.

В реальной действительности осознание общественной опасности и уголовной противоправности исторически традиционных деяний (убийств, грабежей, краж и так далее) практически едино. Оно формируется в процессе социализации, приобретения жизненного опыта, получения образования. Но в действующем УК много специальных норм, которые нельзя познать на бытовом уровне. Судебная же практика продолжает идти по устоявшейся в советское время традиции: незнание уголовно-правового запрета лицом, совершившим преступление, не является законным основанием освобождения его от уголовной ответственности, так как с одной стороны, осознание противоправности не является юридически значимым элементом вины, а с другой - уголовное право исходит из древней исторической презумпции: Ignorantia juris nocet - незнание закона не является оправданием. Эта формула римского права не закреплена в действующем законе и ее требование не может быть абсолютным при строгом соблюдении законодательно определенного принципа вины.

Введение в формулу вины признака сознания уголовной противоправности деяния - путь к преодолению имеющихся элементов объективного вменения. Но для этого надо отказаться от фактической презумпции «никто не может отговариваться незнанием закона». Ныне же она позволяет не выяснять важного признака вины - осознания противоправности, а презюмировать его. И только в тех случаях, когда судом точно установлено, что подсудимый не только не знал о противоправности своих действий, но и объективно не имел возможности знать об этом, решение может быть принято в рамках субъективного вменения.

Думается, что в формулу вины следует ввести осознание противоправности, и уголовный закон должен содержать норму об ошибке в правовом запрете. В параграфе 17 УК ФРГ («Ошибка в запрете»), говорится: «Когда у лица, совершающего деяние, отсутствует понимание того, что оно действует противоправно, то оно действует невиновно, если оно не могло избежать этой ошибки. Если лицо могло избежать этой ошибки, то наказание может быть смягчено...».

Второй признак умысла - предвидение наступления общественно опасных последствий. При прямом умысле имеется предвидение возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий, а при косвенном -только предвидение возможности их наступления. Предвидение как конструктивная часть формулы умысла в материальных составах означает мысленное представление лица о последствиях, которые могут наступить в результате его действия или бездействия. В действующем законодательстве речь идет только об общественно опасных последствиях, указанных в законе.

Полагаем, что нельзя согласиться с профессором Н.Г. Ивановым, который утверждает, что, предвидя наступление последствий, субъект сознает развитие причинной связи и характер возможного преступного результата и, следовательно, если предвидение входит в состав сознания, нелепо выделять его наряду с сознанием в качестве очередного элемента умысла1. Это неверно, так как ошибка прогноза предвидения отражается на вине субъекта. Он должен нести ответственность в рамках фактически содеянного и в пределах субъективного вменения.

Осознание общественной опасности деяния и предвидения вероятности общественно опасных последствий осуществляются на рациональном уровне и образуют интеллектуальный момент вины в форме умысла (умышленной вины). Во избежание объективного вменения необходимо учитывать эмоциональное состояние субъекта. Отрицательные эмоции могут парализовать интеллект субъекта, сузить сферу его деятельности, снизить его прогностические возможности.

УК РФ учитывает это только при оценке совершения убийства, а также тяжкого или средней тяжести причинения вреда здоровью в состоянии аффекта (ст. 107 и 113). Но состояние сильного душевного волнения (аффекта) возникает не только при совершении названных преступлений и не только в результате неправомерных действий со стороны потерпевшего. Поэтому интеллектуальный момент вины следует установить исходя из всех обстоятельств совершения преступления, а не презюмировать его, базируясь только на вменяемости лица и его возрасте.

Третьим и наиболее важным признаком умысла является желание или не желание наступления прогнозируемых общественно опасных последствий. По этому признаку прямой умысел существенно отличается от косвенного.

При прямом умысле виновный желает наступления общественно опасных последствий, которые он предполагает достигнуть в результате своих действий (бездействия). Наступившие последствия могут и не отражать конечных целей виновного, а служить лишь средством достижения более отдаленных целей, как преступных, так и непреступных. Примером может служить «заказное» убийство руководителя предприятия с целью занятия его должности. Реализация или не реализация этой конечной цели в данном случае не имеет юридического значения, если виновный пытался достигнуть ее через убийство руководителя.

Под принципами уголовного права принято считать определенные в уголовном законодательстве основополагающие идеи, которые раскрывают его содержание в целом, так и содержание отдельных его институтов.

Уголовный кодекс закрепляет пять принципов уголовного права:

Принцип законности;
Принцип равенства граждан перед законом;
Принцип вины;
Принцип справедливости;
Принцип гуманизма;

Принципы уголовного права отражают общечеловеческие ценности, принципы уголовного права основаны на Конституции Российской Федерации и нормах международного права.

Принцип законности означает, что преступность деяния, а также наказание за преступность деяния определяются только Уголовным кодексом и в случае если в законе нет указания на преступления, то нет и преступления, равно как и наказания.

Принцип законности означает, что только уголовный закон определяет, какие деяния признаются преступными и только уголовный закон является источником уголовного права, ни какие другие акты органов государства не могут содержать норм уголовного - правового характера.

Принцип законности означает, что к уголовной ответственности может быть привлечено лицо, совершившее общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом.

Принцип законности адресован не только правоприменителю, но и законодателю, нельзя устанавливать уголовную ответственность за действия, являющиеся реализацией прав и свобод человека.

Принцип равенства граждан перед законом состоит в том, что лица совершившие преступления, равны перед законом и подлежат уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, отношениям к религии.

Принцип равенства граждан перед законом прямо вытекает из Конституции Российской Федерации.

Положения принципа равенства граждан перед законом распространяется только на привлечении лица к уголовной ответственности, но они не распространяются на меру наказания, которая всегда индивидуальна.

Принцип вины означает, что лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия или бездействие и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина.

Смысл принципа вины означает, что никто не может быть привлечён к уголовной ответственности, если не установлена его личная вина в отношении общественно опасного деяния и наступивших последствий.

Любое общественно опасное деяние признается преступлением лишь в том случае, когда оно совершенно виновно.

Принцип вины является основополагающим началом уголовного права и означает, что юридическая оценка деяния и применение к лицу мер уголовно - правового воздействия возможны лишь в том случае, когда содеянное явилось результатом его воли и сознания.

Принцип справедливости уголовного права означает, что наказание, применяемое к лицу, совершившему преступление, должно быть справедливым - соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного.

Принцип вины в уголовном праве играет, пожалуй, наиболее важную роль, поскольку определяет субъективные возможности индивида принимать решение о варианте поведения и объективно - субъективные возможности правоприменителя назначать виновному меру репрессии определенной степени жестокости.

Принцип вины лежит в основе справедливого назначения наказания, применение иных мер уголовно - правовой и уголовно - процессуальной репрессии, применение норм об освобождении от уголовной ответственности или наказания и т.д. Статья 5 УК РФ устанавливает следующие важнейшие для правоприменительной практики положения: «Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействия) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина» (ч.1). «Объективное вменение, т.е. уголовная ответственность на невиновное причинение вреда, не допускается» (ч.2). Благодаря ст.24 УК вина в уголовном праве понимается исключительно как умысел и неосторожность. Вместе с тем это не совсем так. Вина есть психическое отношение субъекта к совершаемому.

Прежде всего, принцип вины учитывает психофизиологические особенности субъекта преступления, раскрывающие его возможности и стремления относительно поступка.

Каждый субъект от природы снабжен таким психофизиологическим механизмом, который побуждает его на постоянные поступки. Это может быть почесывание за ухом, покашливание, резкий ответ оппоненту, наконец, преступление. В любое мгновение человек, производит какие - то действия и лишь сон отчасти прерывает его жизнедеятельность. В некоторых случаях человек поступает произвольно, неосознанно. Например, естественной реакцией на неприятный шок от укуса камора будет движение, направленное на прекращение боли. Но, как правило, в большей степени лицо представляет себе совершаемое, детали его поведенческих реакций происходят через сознание. Чаще всего «и это и это в большей мере касается актов преступного поведения» человек совершает целенаправленные мотивированные действия.

Он понимает не только факт запрещенности поступка, но и то, что его поведение социально неодобряемо и вполне реально может причинить вред. Иногда субъект должен представлять, что совершаемое им действие (бездействие) может причинить вред, однако не желает прилагать усилия мозга, из - за халатности или других неоправданных причин, игнорирует необходимость взвешивания минусов и плюсов своего поведения. Таким образом, лицу надлежит нести ответственность не за поступки, не прошедшие через его сознание, а за деяния, о которых он знал, что они могут привести к социально вредным последствиям.

Обобщая вопрос о вине, я, руководствуясь юридической литературой, сделал некоторые выводы. Человек отвечает не за то, что своими действиями причинил вред. Нанесение ущерба, конечно, неприятно. Однако невменяемы причинитель вреда уголовной, как и любой другой, ответственности не подлежит. Такое положение естественно, так как невменяемый не осознает негативность своего поведения, а этот признак служит главным критерием для привлечения лица к ответственности. Следовательно, гражданин должен отвечать за то, что его поведение, причинившее вред, - итог его собственной воли, его сознания.

Он несет ответственность потому, что посчитал выгодным для себя, в ущерб общественной безопасности или безопасности другого человека, удовлетворить собственные потребности противоправным способом. Взвесив приоритеты - совершать преступления или нет - он предпочел остановиться на первом, хотя легко можно было выбрать второй вариант решения проблемы. За такой сознательный выбор, когда человек совершил именно то, что желал совершить, субъект и претерпевает зло наказания. Такой принцип, принцип ответственности за осознанный поступок, называется принципом вины, или иначе принципом субъективного вменения. Принцип вины не сводится только к умыслу или неосторожности.

Такой принцип обозначает меру пренебрежения субъектом общественно значимых норм должного, дозволенного поведения. Понимание принципа вины как меру или степень пренебрежения общезначимыми ценностями или нормами поведения имеет ряд важнейших социально - правовых следствий. Главное в этих следствий заключается в том, что мера пренебрежения может иметь массу оттенков, большое множество степеней, которые необходимо учитывать не только при назначении наказания, но и в процессе квалификации преступления.

Умысел и неосторожность, как строго фиксированные законодательные понятия, не имеют оттенков. Они в определенной мере ригористичны и не позволяют варьировать побуждениями, лежащими в основе любого человеческого поступка.

В современном уголовном российском законодательстве степень пренебрежения общезначимыми ценностями нашла некоторые отражения например, в статьях о преступлениях против личности в разделе преступления против жизни предусмотрены такие составы, как умышленное убийство, максимальный срок наказания за который установлен в пределах от шести до пятнадцати лет (ч.1 ст.105 УК РФ) и также умышленное убийство совершенное в состоянии аффекта (привилегированные убийства), за совершение, которого виновному угрожает максимум три года лишения свободы. Аффект есть побуждение, возникающее внезапно в ответ на стрессовую ситуацию. Импульс, который порабощает волю субъекта и становится доминантой в процессе принятия им решений. Ситуация аффективного убийства несомненно свидетельствует о меньшей степени пренебрежения индивидом общезначимыми ценностями, ибо он вынужден роковым образом подчинится возникшей в сознании психофизиологической доминанте.

Убийство, не обладающее смягчающими манерами, которые свидетельствуют о волевых затруднения субъекта, но, напротив, совершаемое в состоянии, когда все приоритеты взвешены и разделены и преступление являются делаемым итогом разрешения ситуации, показывает крайнюю «криминальную заряженность» субъекта. Купировать её можно лишь, в частности, длительной изоляцией такого индивида от общества. Объективное вменение, запрещенное уголовным законом, заключается в том, что лицу вменяются деяния, которые не проходили через его сознание, поступки, которые он не понимал и при этом не должен был и не мог сознавать.

Такое вменение сродни осуждению стихийных сил), о наблюдалось при феодализме), или общественно опасного поведения животного. Только за действия, которые хотя и причинили вред, но не моли быть в силу тех или иных причин осознаны, ответственность по российскому уголовному законодательству исключена. В противном случае государство в лице правоприменителя уподобилось бы судьям в периода дикости, когда люди наказывались по простому подозрению в колдовстве. Страдали бы невинные, законопослушные люди. В целом же объективное вменение продолжало бы произвол и судейскую вакханалию.

Таким образом, ст.5 УК РФ, по существу, ввела правило, согласно которому субъекту может быть вменено в вину лишь то преступление, по отношению к которому он проявил определенную психическую направленность, выраженную в умысле или неосторожности. Если объективными свойствами совершенное лицом понимает одно преступление, тогда как он желал совершить другое, то действует принцип вины - ответственность наступает только за то деяние, в отношении которого у субъекта была установлена субъективная направленность.

Например, субъект намеривался убить государственного деятеля из мести за его деятельность, но по ошибке убил другого человека, не являющегося государственным деятелем, хотя тот внешне на него похожего. Сталкиваются две нормы уголовного права Особенной части: ст.277, устанавливающая ответственность за посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, и ст.105, устанавливающая ответственность за убийство. В этом случае субъект будет нести ответственность по направленности умысла, т.е. как за посягательство на жизнь государственного деятеля, согласно ст.277 УК РФ (правда, как за неоконченное преступление, поскольку фактически ему не удалось убить государственного деятеля).

Как уже было замечено, субъект отвечает в большей мере не за деяние, а за пренебрежение общезначимыми ценностями, которое находит объективное выражение в поведенческих актах. При этом пренебрежение, применительно к уголовному праву, должно быть не абстрактным (все плохо и нечего нет нового под солнцем), а конкретно определенным, выраженным в направленности сознания на конкретизированный акт поведения. Речь идет об ответственности за желание совершить конкретно определенный противоправный поступок, либо о пренебрежении принятыми в социуме правилами предосторожности которые вылились в определенное преступление. Законодательная трактовка принципа вины в таком контексте позволяет привлекать субъект лишь за такое деяние, в отношении которого он обнаружил умысел или неосторожность.

Важность интерпретации принципа вины не только как степени пренебрежения общезначимыми ценностями, но и как необходимость отвечать за осознанное или «небрежное» совершенное деяние, т.е. деяние, совершенное по небрежности, заключается в частности, в правилах квалификации деяния в случае допущения. Если субъект замыслил совершить одно деяние, но по ошибке совершил другое, тогда принцип вины возлагает на правоприменителя обязанность квалифицировать деяние по направленности умысла субъекта. Принцип вины означает личную ответственность лишь того субъекта, который совершил преступление. Никто, кроме совершившего не может быть привлечен к уголовной ответственности, что очень важно, в частности, при квалификации деяний, совершенных в соучастии.

Например, группа лиц, (соучастники) договорились о совершении кражи. Исполнитель незаконно проник в частный дом, увидел хозяина и убил его. Согласно принципу вины, предполагающего личную ответственность, только соучастник будет нести ответственность за убийство, поскольку оно не выходило в пределы умысла других соучастников. Принцип вины предполагает установление психического отношения субъекта к содеянному именно в той форме, которая предусмотрена нормой УК. Например, в ч.2 ст.38 УК установлено, что субъект может отвечать за превышение мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, только в случаях умышленного причинения вреда.

Следовательно, если гражданин или представитель власти задержал лицо, совершившее преступление и по неосторожности причинил ему вред, уголовная ответственность исключается. Соблюдение принципа вины предполагает установление всего того объема обстоятельств, которые характеризуют деяние, совершенное субъектом.

Необходимо установить, что в сознание лица, совершившего преступление, входили все те признаки, наличие которого закон связывает с «бытием» конкретного преступного деяния. Так, в п. «в» ч.2 ст.158 УК РФ устанавливает такой признак квалифицирующей кражи, как совершение деяния с незаконным проникновением в жилище и т.п. Принцип вины в данном случае означает, что субъект, совершающий квалифицированную кражу, должен осознавать, что он незаконно проникает не куда - либо, а именно в жилище. И если он при этом ошибается в статусе помещения, то ответственность наступит всё же по направленности умысла как за покушение на преступление, предусмотренное соответствующей нормой.